Page 88 - «Детские годы Багрова-внука»

Сергеевскую пустошь. Он жил если не в деревне Киишки, то где-нибудь

очень близко, потому что отец посылал его звать к себе, и посланный
воротился очень скоро с ответом, что Мавлютка сейчас будет. В самом деле,
едва мы успели напиться чаю, как перед нашими воротами показалась
какая-то странная громада верхом на лошади. Громада подъехала к забору,
весьма свободно сошла с лошади, привязала её к плетню и ввалилась к нам
на двор. Мы сидели на своём крыльце; отец пошёл навстречу гостю,
протянул ему руку и сказал: «Салям маликум, Мавлют Исеич». Я разинул
рот от изумления. Передо мной стоял великан необыкновенной толщины;
в нём было двенадцать вершков роста и двенадцать пуд веса, как я после
узнал; он был одет в казакин и в широчайшие плисовые шальвары; на
макушке толстой головы чуть держалась вышитая золотом запачканная
тюбетейка; шеи у него не было; голова с подзобком плотно лежала на
широких плечах; огромная саблища тащилась по земле – и я почувствовал
невольный страх: мне сейчас представилось, что таков должен быть
коварный Тиссаферн, предводитель персидских войск, сражавшихся против
младшего Кира. Я не замедлил сообщить свою догадку на ухо своей

сестрице и потом матери, и она очень смеялась, отчего и страх мой прошёл.
Мавлютке принесли скамейку, на которой он с трудом уселся; ему подали
чаю, и он выпил множество чашек. Дело о приготовлении кумыса для
матери, о чем она сама просила, устроилось весьма удобно и легко. Одна из
семи жен Мавлютки была тут же заочно назначена в эту должность: она
всякий день должна была приходить к нам и приводить с собой кобылу,
чтоб, надоив нужное количество молока, заквасить его в нашей посуде, на
глазах у моей матери, которая имела непреодолимое отвращение к
нечистоте и неопрятности в приготовлении кумыса. Условились в цене и
дали вперед сколько-то денег Мавлютке, чему он, как я заметил, очень
обрадовался. Я не мог удержаться от смеха, слушая, как моя маменька
старалась подражать Мавлютке, коверкая свои слова. После этого начался
разговор у моего отца с кантонным старшиной, обративший на себя всё моё

внимание: из этого разговора я узнал, что отец мой купил такую землю,
которую другие башкирцы, а не те, у которых мы её купили, называли
своею, что с этой земли надобно было согнать две деревни, что когда будет
межеванье, то все объявят спор и что надобно поскорее переселить на неё
несколько наших крестьян. «Землимир, землимир скоро тащи, бачка
Алексей Степаныч, – говорил визгливым голосом Мавлютка, – землимир
вся кончал; белым столбам надо; я сам гуляет на мижа». Мавлют Исеич
ушёл, отвязал свою лошадь, про которую между прочим сказал, что она «в
целый табун одна его таскай», надел свой войлочный вострый колпак,