Page 41 - Детство

чтобы за него замуж идти, вот, матушки мои, умру!"- и так звонко

смеялась,- по всему двору было слышно.
Никита пришел на людскую. Сегодня варили похлебку из бараньих
голов, хорошо пахло бараниной и печеным хлебом. У дверей, где над
шайкой висел глиняный рукомойник с носиком, натопали с улицы сырого
снегу. У печи на лавке сидел Пахом, черные волосы его падали на рябой
лоб, на сердитые брови. Он подшивал голенище: осторожно шилом
протыкал кожу, отнеся голову, щурился, нацеливался свиной щетинкой на
конце дратвы, протыкал и, зажав голенище между колен, тянул дратву за
два конца. На Никиту он покосился из-под бровей,- очень был сердит:
сегодня поругался со стряпухой,- она повесила сушить и прожгла его
портянки.
У стола сидели игроки в чистых, по воскресному делу, рубашках, с
расчесанными маслом волосами. Один Артем был в дырявом армяке и
нечесаный: некому за ним было присмотреть, простирать рубашки. Игроки
сильно щелкали липкими, пахучими картами, приговаривая:
- Замирил, да под тебя - десять.

- Замирил, да под тебя еще полсотни.
- А вот это видел?
- А ты это видел?
- Хлюст,
- Эх!
- Ну, Артем, держись!
- Как так я держись? - говорил Артем, удивленно глядя в
карты.Неправильно, ошибка.
-- Подставляй нос.
Артем брал в каждую руку по карте и закрывал ими глаза.
Василий, рабочий, тремя картами начинал бить с оттяжкой по
Артемину длинному носу. Остальные игроки глядели, считали носы,
сердито кричали на Артема, чтобы он не ворочался.

Никита сел играть и сейчас же проиграл,- ему всыпали пятнадцать
носов. В это время Пахом, положив голенище и сапожный инструмент под
лавку, сказал сурово:
- Иные бы уж от обедни вернулись, а эти,- лба не перекрестили,- в
карты. Только и глядят скоромное жрать... Степанида,- закричал он,
поднимаясь и идя к рукомойнику,- собирай обедать!
На кухне Степанида, стряпуха, с испугу уронила крышку с чугуна.
Рабочие собрали карты. Василий, повернувшись в угол, к бумажной, в
тараканьих следах, иконке, стал креститься.