Page 42 - Детство

Степанида внесла деревянную чашку с бараньими черепами; от них,

застилая отвороченное лицо стряпухи, валил пахучий пар. Рабочие молча и
серьезно селя к столу, разобрали ложки. Василий начал резать хлеб
длинными ломтями, раздавал каждому по ломтю, потом стукнул по чашке,
и началась еда. Вкусна была похлебка из бараньих голов.
Пахом к столу не сел, взял только ломоть и пошел опять к печи, на
лавку. Стряпуха принесла ему горячей картошки и деревянную солоницу.
Он ел постное.
- Портянки,- сказал ей Пахом, осторожно разламывая дымящуюся
картошку и окуная половину ее в соль,- портянки сожгла, опять-таки ты
баба, опять-таки - дура. Вот что...
Никита вышел на двор. День был мглистый. Дул мокрый, тяжелый
ветер. На сером, крупичатом, как соль, снегу желтел проступивший навоз.
Навозная, в лужах, заворачивающая к плотине, санная дорога была выше
снега. Бревенчатые стены дворов, потемневшие соломенные крыши, голые
деревья, большой деревянный некрашеный дом - все это было серое,
черное, четкое.

Никита пошел к плотине. Еще издали слышался шум мокрых
деревьев, будто вдалеке шумела вода в шлюзах. Качающиеся вершины
ветел были закутаны низко летящими рваными облаками. В облаках, среди
мотающихся сучьев, взлетали, кружились, кричали горловыми тревожными
голосами черные птицы.
Никита стоял, задрав голову, раскрыв рот. Эти птицы будто взялись из
сырого, густого ветра, будто их нанесло вместе с тучами, и, цепляясь за
шумящие ветлы, они кричали о смутном, о страшном, о радостном,- у
Никиты захватывало дыхание, билось сердце.
Это были грачи, прилетевшие с первой весенней бурей на старые
места, к разоренным гнездам. Началась весна.
ДОМИК НА КОЛЕСАХ
Три дня дул мокрый ветер, съедая снега. На буграх оголилась черными

бороздами пашня. В воздухе пахло талым снегом, навозом и скотиной.
Когда отворяли ворота на скотном дворе, коровы выходили к колодцу, тесня
друг друга, стуча рогами и громко мыча. Бык Баян свирепо ревел, нюхая
весенний ветер. Едва-едва Мишка Коряшонок и Лекся в два кнута загоняли
скотину обратно в разбухшие навозом дворы. Отворяли ворота конского
загона,- лошади выходили сонные, будто пьяные, с потемневшей, линявшей
шерстью, с отвислыми грязными гривами, с раздутыми животами. Веста
жеребилась в клети, рядом с конюшней. Без толку суетясь и крича, летали
над крышами мокрые галки. На задах, за погребицей, вороны ходили