Page 80 - Вечера на хуторе близ Диканьки
P. 80

—  Чего ж вы испугались? посмотрим. А ну-ка, чоловиче, прошу не погневиться, что не
       называем по имени и отчеству, вылезай из мешка!

       Голова вылез.

       —  Ах! — вскрикнули девушки.

       «И голова влез туда ж, — говорил про себя Чуб в недоумении, меряя его с головы до ног. —
       Вишь как!.. Э!..» — более он ничего не мог сказать.

       Голова сам был не меньше смущён и не знал, что начать.

       —  Должно быть, на дворе холодно? — сказал он, обращаясь к Чубу.

       —  Морозец есть, — отвечал Чуб. — А позволь спросить тебя, чем ты смазываешь свои
       сапоги, смальцем или дёгтем?

       Он хотел не то сказать, он хотел спросить: «Как ты, голова, залез в этот мешок?», но сам не
       понимал, как выговорил совершенно другое.

       —  Дёгтем лучше! — сказал голова. — Ну, прощай, Чуб! — И, нахлобучив капелюхи, вышел из
       хаты.

       —  Для чего спросил я сдуру, чем он мажет сапоги! — произнёс Чуб, поглядывая на двери, в
       которые вышел голова. — Ай да Солоха! эдакого человека засадить в мешок!.. Вишь, чёртова
       баба!

       А я дурак… Да где ж тот проклятый мешок?

       —  Я кинула его в угол, там больше ничего нет, — сказала Оксана.

       —  Знаю я эти штуки, ничего нет! подайте его сюда: там ещё один сидит! встряхните его
       хорошенько… Что, нет?… Вишь, проклятая баба! а поглядеть на неё: как святая, как будто и
       скоромного никогда не брала в рот.

       Но оставим Чуба изливать на досуге свою досаду и возвратимся к кузнецу, потому что уже на
       дворе, верно, есть час девятый.



       Сначала страшно показалось Вакуле, когда поднялся он от земли на такую высоту, что ничего
       уже не мог видеть внизу, и пролетел, как муха, под самым месяцем так, что если бы не
       наклонился немного, то зацепил бы его шапкою. Однако ж мало спустя он ободрился и уже
       стал подшучивать над чёртом. Его забавляло до крайности, как чёрт чихал и кашлял, когда он
       снимал с шеи кипарисный крестик и подносил к нему. Нарочно поднимал он руку почесать
       голову, а чёрт, думая, что его собираются крестить, летел ещё быстрее. Всё было светло в
       вышине. Воздух в лёгком серебряном тумане был прозрачен. Всё было видно; и даже можно
       было заметить, как вихрем пронёсся мимо их, сидя в горшке, колдун; как звёзды, собравшись
       в кучу, играли в жмурки; как клубился в стороне облаком целый рой духов; как плясавший при
       месяце чёрт снял шапку, увидавши кузнеца, скачущего верхом; как летела возвращавшаяся
       назад метла, на которой, видно, только что съездила, куда нужно, ведьма… много ещё дряни
       встречали они. Всё, видя кузнеца, на минуту останавливалось поглядеть на него и потом
       снова неслось далее и продолжало своё; кузнец всё летел, и вдруг заблестел перед ним
       Петербург весь в огне. (Тогда была по какому-то случаю иллюминация.) Чёрт, перелетев
       через шлагбаум, оборотился в коня, и кузнец увидел себя на лихом бегуне середи улицы.

       Боже мой! стук, гром, блеск; по обеим сторонам громоздятся четырёхэтажные стены; стук


                                                        Page 80/115
   75   76   77   78   79   80   81   82   83   84   85