Page 182 - Робинзон Крузо

пятьдесят штук разной звонкой монеты, но не золотой. Вероятно, первый

сундук принадлежал офицеру, а второй – человеку победнее.
Тем не менее я принес эти деньги в пещеру и спрятал, как раньше
спрятал те, которые нашел на нашем корабле. Было очень жаль, что я не
мог завладеть богатствами, содержавшимися в корме погибшего корабля:
наверное, я мог бы нагрузить ими лодку несколько раз. Если бы мне
удалось вырваться отсюда в Англию, деньги остались бы в сохранности в
гроте и, вернувшись, я захватил бы их.
Переправив в мой грот все привезенные вещи, я вернулся к лодке,
отвел ее на прежнюю стоянку и вытащил на берег, а сам отправился прямой
дорогой на свое старое пепелище, где все оказалось в полной
неприкосновенности. Я снова зажил своей прежней мирной жизнью,
справляя помаленьку свои домашние дела. Но, как уже знает читатель, в
последние годы я был осторожнее, чаще производил рекогносцировку и
реже выходил из дому. Только восточная сторона острова не внушала мне
опасений: я знал, что дикари никогда не высаживаются на том берегу;
поэтому, отправляясь в ту сторону, я мог не принимать таких мер

предосторожности и не тащить на себе столько оружия, как в тех случаях,
когда мой путь лежал в одну из других частей острова.
Так прожил я почти два года, но все эти два года в моей несчастной
голове (видно, уж так она была устроена, что от нее всегда плохо
приходилось моему телу) роились всевозможные планы, как бы мне бежать
с моего острова. Иногда я решал предпринять новое путешествие к
обломкам погибшего корабля, хотя рассудок говорил мне, что там не могло
остаться ничего такого, что окупило бы риск моей поездки; иногда
собирался затеять другие поездки. И я убежден, что, будь в моем
распоряжении такой баркас, как тот, на котором я бежал из Сале, я пустился
бы в море очертя голову, даже не заботясь о том, куда меня занесет.
Все обстоятельства моей жизни могут служить предостережением для
тех, кого коснулась страшная язва рода людского, от которой, насколько

мне известно, проистекает половина всех наших бед: я разумею
недовольство положением, в которое поставили нас Бог и природа. Так, не
говоря уже о моем неповиновении родительской воле, бывшем, так сказать,
моим первородным грехом, я в последующие годы шел той же дорогой,
которая и привела к моему теперешнему печальному положению. Если бы
Провидение, так хорошо устроившее меня в Бразилии, наделило меня
более скромными желаниями и я довольствовался медленным ростом моего
благосостояния, то за это время – я имею в виду время, прожитое на
острове, – я сделался бы, может быть, одним из самых крупных