Page 200 - Робинзон Крузо
P. 200

На следующий день я засадил его за работу: заставил молотить и веять

               ячмень, показав наперед, как я это делаю. Он скоро понял и стал работать
               очень усердно, особенно когда узнал, что это делается для приготовления
               из зерна хлеба: я замесил при нем тесто и испек хлеб. В скором времени
               Пятница был вполне способен заменить меня в этой работе.
                     Так как теперь я должен был прокормить два рта вместо одного, то мне
               необходимо  было  увеличить  свое  поле  и  сеять  больше  зерна.  Я  выбрал
               поэтому большой участок земли и принялся его огораживать. Пятница не
               только весьма усердно, но с видимым удовольствием помогал мне в этой
               работе. Я объяснил ему назначение ее, сказав, что это будет новое поле для
               хлеба, потому что нас теперь двое и хлеба надо вдвое больше. Его очень
               тронуло  то,  что  я  так  забочусь  о  нем:  он  всячески  старался  мне
               растолковать,  что  он  понимает,  насколько  мне  прибавилось  дела  теперь,
               когда он со мной, и что лишь бы я ему дал работу и указывал, что надо
               делать, а уж он не побоится труда.
                     Это  был  самый  счастливый  год  моей  жизни  на  острове.  Пятница
               научился довольно сносно говорить по-английски: он знал названия почти

               всех  предметов,  которые  я  мог  спросить  у  него,  и  всех  мест,  куда  я  мог
               послать  его.  Он  очень  любил  разговаривать,  так  что  нашлась  наконец
               работа  для  моего  языка,  столько  лет  пребывавшего  в  бездействии,  по
               крайней  мере  что  касается  произнесения  членораздельных  звуков.  Но,
               помимо  удовольствия,  которое  мне  доставляли  наши  беседы,  самое
               присутствие этого малого было для меня постоянным источником радости
               –  до  такой  степени  он  пришелся  мне  по  душе.  С  каждым  днем  меня  все
               больше и больше пленяли его честность и чистосердечие. Мало-помалу я
               всем  сердцем  привязался  к  нему,  да  и  он,  со  своей  стороны,  так  меня
               полюбил, как, я думаю, никого не любил до этого.
                     Как-то  раз  мне  вздумалось  разузнать,  не  страдает  ли  он  тоской  по
               родине и не хочется ли ему вернуться домой. Так как в то время он уже
               настолько свободно владел английским языком, что мог отвечать почти на

               все мои вопросы, то я спросил его, побеждало ли когда-нибудь в сражениях
               племя, к которому он принадлежал. Он улыбнулся и ответил: «Да, да, мы
               всегда  биться  лучше»  –  то  есть  всегда  бьемся  лучше  других,  хотел  он
               сказать. Затем между нами произошел следующий диалог.
                     Господин. Так вы всегда лучше бьетесь, говоришь ты. А как же вышло
               тогда, что ты попался в плен, Пятница?
                     Пятница. А наши все-таки много-много побили.
                     Господин. Но если твое племя побило тех, то как же вышло, что тебя
               взяли?
   195   196   197   198   199   200   201   202   203   204   205