Page 15 - Кавказский пленник

душа человека, и в самом деле сотворенная для добра, все же обречена до конца времен
вести борьбу со злом, искушением, соблазном. Не верил, что подлинная гармония
достигается только подвигом, смирением сердца, что без этой внутренней тишины не бывает
и мира на земле. Не верил в последние годы ни в одну из тех священных истин, что знали
русские мужики, солдаты, в том числе участники войны с Шамилем. Согласно своим понятиям
он изображал героев повести. И согласно тем же понятиям находил причину всех зол на
свете. Такой причиной по-прежнему виделось ему исторически неправильное устройство
жизни.

Разумеется, в «Хаджи-Мурате» Толстой избегал «обличать» открыто все то, что он считал
пороками цивилизации. «Лирическая эпопея» не допускала такой, прямоты высказывания. Но
самим течением повести он подводил читателя к мысли, что главный бич естественной
добродетели – это государство, еще точнее – любая власть. Живое не терпит никаких рамок.
Ему нужна полная, решительная свобода. И тогда расцветет сам собою, засияет вечной
улыбкой весь мир. А государство не хочет этого. Оно одевает в мундиры простых русских
мужиков, разлучает их с домом, наказывает за неповиновение, требует убивать на войне
себе подобных и самим лишаться жизни. Разве не угадывалось такое понимание вещей в
рассказе о «бессмысленной» смерти солдатика Авдеева, о жизни его близких, которая пошла
под откос после ухода на службу труженика сына? Это власть, но уже другая, призывает
«хороших гололобых ребят» резаться насмерть с такими, как Авдеев, «неверными». Что
власть необходима в мире как начало организующее, что она (даже несовершенная, как все
на земле) может иметь глубоко нравственную природу, оберегать самые подлинные ценности
жизни – такое казалось писателю невозможным. Он назвал бы (и называл много раз)
подобное утверждение кощунством. Где государство – там порок, и чем выше, тем
безнравственнее, был уверен создатель повести.

На ее страницах показаны два виднейших деятеля русской истории: царь Николай Первый и
М. С. Воронцов. Фигуру наместника царя на Кавказе Толстой обрисовал ярко и выпукло, как
всегда, со знанием подробностей о внешности героя, манерах его общения с теми, кем он
был окружен. Все, что происходило в «Хаджи-Мурате» вблизи Воронцова: борьба интересов,
потоки ничем не умеренной лести, – говорило о полном «иссякании» нравственного начала в
том смысле, который придавал ему писатель. Для Толстого было не важно, что Воронцов –
это прежде всего знаменитый герой 1812 года, что это его дивизия, «передовой полк» русской
армии, вся полегла при Бородине уже в первые часы великой битвы, что сам ее командир
был ранен. Он предпочитал вспоминать устами тех, кто собрался в один из вечеров у князя,
совсем другие страницы из его прошлого, и рассказ обо всем, что говорилось тогда за
ужином, отличала заметная ирония.

Точка зрения Толстого в этом случае выглядела определенной. Воронцов – государственный
человек, Воронцов отвечает за боевые действия на Кавказе. Он безучастен к судьбе
Хаджи-Мурата, он ищет в нем один только политический интерес. Этого было довольно,
чтобы в герое повести писатель увидел главным образом орудие «жестокого,
бессмысленного предрассудка», как называл он в те годы любую власть. И если, говоря о
царском наместнике, он еще мог различить хоть какие-то проблески единственно важной для
него «естественной жизни», то на высших этажах правления они, по мысли Толстого, были
почти или совсем неразличимы. В духе таких убеждений оказалась написанной вся большая
глава о русском царе. Николай Первый в это время стал для писателя чуть ли не главным
воплощением всех бед цивилизации. Толстой словно забыл, как «нижние чины» в
Севастополе, простые люди, которых так любил он, создатель «Хаджи-Мурата», плакали,
узнав о смерти своего государя. Не мог поверить, что за их слезами скрывалась последняя
правда о суровом и твердом царе. Для него это не был Помазанник Божий. Он видел в
Николае Первом «помраченного» властью человека, не более. И смело проводил параллель
между ним и восточным деспотом Шамилем, применяя в рассказе о них единые приемы.

Бегство исторического лица – Хаджи-Мурата – обратно в горы навсегда осталось одной из

Page 15/24