Page 12 - Кавказский пленник

разу и не видел, только слышал рассказы о нем. В конце апреля 1852 года Хаджи-Мурат (он
жил тогда по его просьбе в городе Нуха, на территории Азербайджана) неожиданно
попытался бежать обратно в горы, но был настигнут и, после отчаянного сопротивления,
убит. Голову Хаджи-Мурата привезли в Тифлис как бесспорное свидетельство его смерти.

«…Когда я пишу историческое, – признавался Толстой, – я люблю быть до малейших
подробностей верным действительности». Эти слова были сказаны во время работы над
«Хаджи-Муратом». Ему и прежде случалось десятками читать большие исторические труды,
воспоминания, записки, беседовать со многими свидетелями давно прошедших времен. Так
было во время труда над «Войной и миром» и тогда, когда он, полный решимости начать
работу, собирал материалы для романа о Петре Первом, большого произведения о
декабристах – замыслов, так и не воплощенных. Но все-таки изучение подлинных фактов,
необходимых для новой повести, по размаху не имело себе равных. Толстой изучал книги не
только по истории, но и по этнографии (наука о народах Земли), археологии, географии
Кавказа. Ему присылали по его просьбе выписки из пока еще не опубликованных архивных
материалов. Он искал встречи, вступал в переписку со многими из тех, кто мог сохранить
даже и малейшие воспоминания о волнующих его событиях. Если когда-то на страницах
«рассказа для маленьких» такие подробности выглядели несущественными, даже
неуместными, то теперь они получили для писателя самое серьезное значение. Ему
казалось, что повесть «из прошлого» должна отражать решительно все стороны подлинной
жизни.

Историки войны на Кавказе довольно подробно говорили о событиях, связанных с переходом
Хаджи-Мурата на сторону его недавних противников. Толстому были известны яркие
документы того времени: записка М. Т. Лорис-Меликова – будущего министра, тогда офицера,
где прямо со слов знаменитого перебежчика излагалась его биография, письма в Петербург
самого наместника Воронцова, посвященные «счастливой перемене в ходе военных
действий». Отрывки из них Толстой переносил на страницы своей повести. Но живой облик
«человека Хаджи-Мурата» – то, что прежде всего было ему интересно, – как правило,
ускользал от внимания историков, плохо угадывался он и в сочинениях официальных лиц. И
потому писатель собирал по крупицам любые сведения о внешности, манерах, особенностях
поведения своего героя.

Так, он обратился с письмами к сыну и вдове полковника И. К. Корганова: у него в доме
Хаджи-Мурат жил перед своим побегом обратно в горы. «Всякая подробность о его жизни, –
объяснял он А. А. Коргановой, – во время пребывания у вас, об его наружности и отношениях
к вашему семейству и другим лицам, всякое кажущееся ничтожным обстоятельство, которое
сохранилось у вас в памяти, будет для меня очень интересно и ценно». Сын русского
полковника и в самом деле сообщил Толстому одну интересную деталь: он вспомнил, как
Хаджи-Мурат, видимо из давнего опасения, что его отравят, за столом брал кушанье
обязательно из того места, откуда накладывали себе хозяева. Изображая обед у
Воронцова-младшего, Толстой упомянул об этой манере необычного гостя, как поступал он и
во многих других случаях с другими не менее выразительными, подлинными штрихами.

Показать человека поэтически всегда означало для писателя пролить свет на его внутренний
облик, вообразить с полной реальностью его мысли, переживания. В случае с
Хаджи-Муратом такая задача была особенно трудной. Толстой вел рассказ о представителе
иной культуры, иного жизненного уклада. Конечно, он вспоминал приятелей своей молодости
Балту и Садо, может быть, кого-то еще из давних знакомых. Тем не менее таких
воспоминаний было ему недостаточно. И Толстой обратился к устному творчеству народов
Кавказа. Речь знаменитого воина представилась писателю образной и краткой, она
изобиловала многими характерными для горцев оборотами. Как правило, художник не
приводил их дословно, какими нашел в книгах, посвященных кавказским обычаям и культуре,
а едва заметно изменял, добиваясь естественности и простоты звучания. Горские песни,
которыми он восхищался, тоже были очень важны в свете его замысла. Они, казалось

Page 12/24