Page 6 - Кавказский пленник
P. 6

Постепенно география его поездок по Кавказу расширилась: крепость Грозная, укрепление
       Воздвиженское, селение Старый Юрт, столица Кавказского края – Тифлис (Тбилиси),
       курортные города Кисловодск, Пятигорск. Человек незаурядного мужества, Толстой не
       проявлял большого усердия как строевой военный. Он больше был занят литературным
       трудом, охотно путешествовал.

       Военная среда между тем тоже увлекала писателя своей неповторимой поэзией. Едва ли
       Толстой задумывался о высоком подвиге воинской дисциплины, о духовной сути этого
       непростого служения. Но уловить в буднях армии полноту, избыток жизненных сил, увидеть
       многообразие человеческих типов, которые часто являли себя в самых крайних ситуациях, –
       то, что исключительно пленяло его воображение, было дано ему в высшей степени. Не чуждо
       писателю оказалось и наслаждение вновь обретенным собственным положением. Десять лет
       спустя, уже давно находясь в отставке, он написал ставшему военным брату своей жены
       Софьи Андреевны А. А. Берсу: «Я очень счастлив, но когда представишь себе твою жизнь, то
       кажется, что самое-то счастье состоит в том, чтоб было 19 лет, ехать верхом мимо взвода
       артиллерии, закуривать папироску, тыкая в пальник, который подает № 4 Захарченко
       какой-нибудь, и думать: коли бы только все знали, какой я молодец!»

       Офицерами на Кавказе были, как водится, очень разные люди. Встречались тут и настоящие
       ветераны – кавказцы по духу и судьбе. Обыкновенно выходцы из небогатых дворянских
       семей, они прошли огонь и воду, знали этот край лучше своего, где-нибудь в глубинной
       России оставленного, имения, любили и берегли солдата. Эти труженики войны – скромные,
       часто от всего сердца расположенные к ближнему русские люди – искренне восхищали
       Толстого. Далекие от него по своему положению в обществе, по умственным запросам, они
       представлялись ему (конечно, иначе, чем это было с Епишкой) воплощением той же
       естественной правды и простоты. Земная, от природы идущая правда, казалось писателю,
       составляет и самое существо столь интересной ему в отдельных лицах массы обыкновенных
       солдат.

       Но как любил он военную жизнь: разговоры на биваке у костра в кругу товарищей-офицеров,
       солдатские песни, гремевшие в походе над войсками, даже саму опасность находиться под
       огнем (она обостряла чувство бытия, своего присутствия в мире), – так недоумевал,
       внутренне содрогался при виде смерти, физических страданий, которые несет война.
       Простые современники писателя, русские солдаты, свято верили, что бедствия войны есть
       наказание человечеству за грехи, а война праведная – это путь спасения, обретения вечной
       жизни. Такое понимание вещей отразила в том числе и русская литература. Герой повести H.
       С. Лескова «Очарованный странник» рассказывал, как во время войны на Кавказе полковой
       командир вызывал добровольцев для участия в заведомо гибельном предприятии:
       «Слушайте, мои благодетели. Нет ли из вас кого такого, который на душе смертный грех за
       собой знает? Помилуй Бог, как бы ему хорошо теперь своей кровью беззаконие смыть?»
       Позже Толстой не раз напишет о душевной силе и красоте русского солдата, его готовности
       так же скромно, как он жил на свете, принимать смерть в бою. И все же война навсегда
       останется для него величайшей несправедливостью, нарушением райского блаженства и
       гармонии, для которых, верил писатель, создан безгрешный, добродетельный человек.

       Он хорошо узнал в те годы некоторых представителей коренных горских народов. Двое из
       них, находившиеся на русской службе, как называли их,

       мирные чеченцы, Садо и Балта, стали его кунаками. Кунак – не просто друг. Кунак – это друг
       до последнего вздоха. Жертвовать собой для кунака – радостная, почетная обязанность.
       Когда на склоне лет Толстой работал над повестью «Хаджи-Мурат», среди ее действующих
       лиц, видимо, не случайно появился названный кунаком главного героя персонаж по имени
       Садо. Бывая в домах у Садо, у Балты, писатель открывал для себя незнакомый, удивлявший
       человека иной культуры жизненный уклад. Интерес к обычаям горцев, душевному их строю,
       конечно, отвечал его давнему стремлению находить в мире и человеке «неиспорченные»,

                                                        Page 6/24
   1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11