Page 23 - Севастопольские рассказы

Толпы солдат несли на носилках и вели под руки раненых. На улице было совершенно темно;
только редко, редко где светились окна в гошпитале или у засидевшихся офицеров. С
бастионов доносился тот же грохот орудий и ружейной перепалки, и те же огни вспыхивали
на черном небе. Изредка слышался топот лошади проскакавшего ординарца, стон раненого,
шаги и говор носильщиков или женский говор испуганных жителей, вышедших на крылечко
посмотреть на канонаду.

В числе последних был и знакомый нам Никита, старая матроска, с которой он помирился
уже, и 10-ти летняя дочь ее.

– Господи, Мати Пресвятыя Богородицы! – говорила в себя и вздыхая старуха, глядя на
бомбы, которые, как огненные мячики, беспрестанно перелетали с одной стороны на другую:
– страсти-то, страсти какие! И-и-хи-хи. Такого и в первую бандировку не было. Вишь, где
лопнула проклятая – прямо над нашим домом в слободке.

– Нет, это дальше, к тетиньке Аринке в сад всё попадают, – сказала девочка.

– И где-то, где-то барин мой таперича? – сказал Никита нараспев и еще пьяный немного. – Уж
как я люблю евтого барина своего, так сам не знаю. Он меня бьеть, а всё-таки я его ужасно
как люблю. Так люблю, что если, избави Бог, да убьют его грешным делом, так, верите ли
тетинька, я после евтого сам не знаю, что могу над собой произвести. Ей Богу! Уж такой
барин, что одно слово! Разве с евтими сменить, что тут в карты играють – это что – тьфу!
одно слово! – заключил Никита, указывая на светящееся окно комнаты барина, в которой, во
время отсутствия штабс-капитана, юнкер Жвадческий позвал к себе на кутеж, по случаю
получения креста, гостей: подпоручика Угровича и поручика Непшитшетского, того самого,
которому надо было итти на бастион и который был нездоров флюсом.

– Звездочки-то, звездочки так и катятся! – глядя на небо, прервала девочка молчание,
последовавшее за словами Никиты, – вон, вон еще скатилась! к чему это так? а маынька?

– Совсем разобьют домишко наш, – сказала старуха вздыхая и не отвечая на вопрос девочки.

– А как мы нонче с дяинькой ходили туда, маынька, – продолжала певучим голосом
разговорившаяся девочка, – так большущая такая ядро в самой комнатке подля шкапа лежит:
она сенцы видно пробила да в горницу и влетела. Такая большущая, что не поднимешь.

– У кого были мужья, да деньги, так повыехали, – говорила старуха, – а тут – ох горе-то, горе,
последний домишко и тот разбили. Вишь как, вишь как палит злодей! Господи, Господи!

– А как нам только выходить, как одна бомба приле-т-и-и-ит, как лопни-и-ит, как засыпи-и-ит
землею, так даже чуть-чуть нас с дядинькой одним оскретком не задело.

– Крест ей за это надо, – сказал юнкер, который вместе с офицерами вышел в это время на
крыльцо посмотреть на перепалку.

– Ты сходи до генерала, старуха, – сказал поручик Непшитшетский, трепля ее по плечу, –
право!

– P?jd? nа ulic? zobaczi?, со tam nowego,9 – прибавил он, спускаясь с лесенки.

– А mу tym czasem napijmy siz w?dki, bo co? dusza w pigty ucieka,10 – сказал смеясь веселый
юнкер Жвадческий.

Page 23/326