Page 281 - Севастопольские рассказы

указывает на дело 10 мая, а в Современнике не позволено печатать о военных делах.
Напшисецкого я заменил Гнилокишкиным57 на тот случай, ежели цензура скажет, что офицер
не может от флюса отказываться от службы; тогда это 2 различные офицера. Польскую
фразу ежели можно поместить, то с переводом в выноске, ежели нельзя, то русскую, которая
под знаком (х). И еще ругательства русские и французские нельзя ли означить точками, хотя
без начальных букв, ежели нельзя, но они необходимы. Вообще надеюсь, что вы будете так
добры защитить сколько можно мой рассказ, – зная лучше взгляд цензуры, вставите уж
вперед некоторые варианты, чтобы не рассердить ее, и какие-нибудь незначительные,
непредвиденные изменения сделаете так, чтобы не пострадал смысл». Под только что
пережитым впечатлением подъема при создании рассказа, в сознании своего долга писать
одну правду и предугадывая протест со стороны тех, кто правду эту желает скрыть, он
записал в дневнике своем 5 июля о смущавших его «искушениях тщеславия», с которыми он
постоянно боролся, каясь на страницах дневника в своих проступках этого рода: «теперь
только настало для меня время истинных искушений тщеславия, – пишет он – я много бы мог
выиграть в жизни, ежели бы захотел писать не по убеждению». И действительно «Весенняя
ночь», набранная для «Современника», подняла целую бурю со стороны охранителей,
испугавшихся правды, этого героя Толстовской повести, которого автор «старался
воспроизвести во всей красоте его», и которого он любил «всеми силами души». Но еще
раньше чем попасть к ним в руки, еще в кабинете редакторов «Современника» рассказ
должен был подвергнуться первой цензуре. Полученная И. И. Панаевым «Ночь в
Севастополе» произвела на лиц, близких к «Современнику», громадное впечатление; все
находили этот рассказ «выше первого по тонкому и глубокому анализу внутренних движений
и ощущений»,58 по превосходной мастерской работе; после прочтения рассказа Некрасов
писал, что не знает «писателя теперь, который бы так заставлял любить себя и так горячо
себе сочувствовать»,59 как Толстой; несмотря на это, повесть Толстого показалась им
недопустимой к печати в том виде, в каком написал ее Толстой, без смягчающих фраз и
выражений. Они боялись даже, что она произведет на публику «весьма неприятное
впечатление»: до такой степени всё в ней «облито горечью»,60 «такъ резко и ядовито,
беспощадно и безотрадно».61 И вот под влиянием этой боязни И. И. Панаев счел
необходимым, «не портя, – как он говорит, – сущности рассказа и предвидя за него борьбу с
ценсурою» «кое что посмягчить и посгладить» и наконец даже «прибавить в конце»62 статьи
слова, настолько в разрез идущие с мыслями Толстого, настолько Толстому
«отвратительные», что он согласился бы, как он писал потом Е. Ф. Коршу, всякий раз как
читает их, «лучше получить 100 палок, чемъ видеть их».63 В найденной недавно рукописи
Толстого действительно нет этой фразы.

Прибавленные И. И. Панаевым слова были следующие: «Но не мы начали эту войну, не мы
вызвали это страшное кровопролитие. Мы защищаем только родной край, родную землю и
будем защищать ее до последней капли крови». На несоответствие этих слов взглядам
Толстого впоследствии обратил внимание Эльмер Моод при издании перевода
Севастопольских рассказов на английский язык; он просил Толстого разъяснить причины их
происхождения.64 В ответном письме к Мооду Толстой решительно отрекся от этих слов,
назвав один отрывок из «Весенней ночи» «особенно отвратительнымъ»; «он, – пишет
Толстой, – и в то время мне очень не нравился» и советует все указанные им места
исключить, потому что они были «или изменены или добавлены редактором в угоду цензору».
65 То же еще более определенно говорит Толстой и в упомянутом письме к Коршу,66 прося
его передать С. А. Рачинскому, хотевшему переводить Севастопольские рассказы, что он
«умоляетъ» его «не забыть, что слова» (он точно их цитирует) «принадлежать г-ну Панаеву»,
а не ему, и что он просит их выкинуть.

С смягчающей выражения Толстого, добавкой Панаева, повесть была послана цензору
«Современника» В. Бекетову, который с небольшими поправками пропустил статью. Она
была уже отпечатана для помещения в августовской книжке 1855 г., когда цензор, остановив
выход номера, вдруг потребовал корректуру из типографии для представления на прочтение

Page 281/326