Page 42 - Севастопольские рассказы

– Где нынче полк стоит?

– В Сивастополе стояли; в середу переходить хотели, вашбродие!

– Куда?

– Неизвестно… должно, на Сиверную, вашбородие! Нынче, вашбородие, – прибавил он
протяжным голосом и надевая шапку, – уже скрость палить стал, всё больше с бомбов, ажно
в бухту доносить; нынче так бьеть, что бяда, ажно…

Дальше нельзя было слышать, что говорил солдат; но по выражению его лица и позы видно
было, что он, с некоторой злобой страдающего человека, говорит вещи неутешительные.

Проезжий офицер, – поручик Козельцов, был офицер недюжинный. Он был не из тех, которые
живут так-то и делают то-то, а не делают того-то потому, что так живут и делают другие: он
делал всё, что ему хотелось, а другие уж делали, что он, и были уверены, что это хорошо. Его
натура была довольно богата; он был не глуп и вместе с тем талантлив, хорошо пел, играл на
гитаре, говорил очень бойко и писал весьма легко, особенно казенные бумаги, на которые
набил руку в свою бытность полковым адъютантом; но более всего замечательна была его
натура самолюбивой энергией, которая, хотя и была более всего основана на этой мелкой
даровитости, была сама по себе черта резкая и поразительная. У него было одно из тех
самолюбий, которое до такой степени слилось с жизнью и которое чаще всего развивается в
одних мужских и особенно военных кружках, что он не понимал другого выбора, как
первенствовать или уничтожаться, и что самолюбие было двигателем даже его внутренних
побуждений: он сам с собой любил первенствовать над людьми, с которыми себя сравнивал.

– Как же! очень буду слушать, что Москва41 болтает! – пробормотал поручик, ощущая
какую-то тяжесть апатии на сердце и туманность мыслей, оставленных в нем видом
транспорта раненых и словами солдата, значение которых невольно усиливалось и
подтверждалось звуками бомбардированья. –

Смешная эта Москва … Пошел, Николаев, трогай же… Что ты заснул! – прибавил он
несколько ворчливо на денщика, поправляя полы шинели.

Возжи задергались, Николаев зачмокал, и повозочка покатилась рысью.

– Только покормим минутку и сейчас, нынче же дальше, – сказал офицер.

2.

Уже въезжая в улицу разваленных остатков каменных стен татарских домов Дуванк?й,
поручик Козельцов снова был задержан транспортом бомб и ядер, шедшим в Севастополь и
столпившимся на дороге. Повозка принуждена была остановиться.

Два пехотных солдата сидели в самой пыли на камнях разваленного забора, около дороги, и
ели арбуз с хлебом.

– Далече идете, землячок? – сказал один из них, пережевывая хлеб, солдату, который с
небольшим мешком за плечами остановился около них.

– В роту идем из губерни, – отвечал солдат, глядя в сторону от арбуза и поправляя мешок за
спиной. – Мы вот, почитай что 3-ю неделю при сене ротном находились, а теперь вишь
потребовали всех; да неизвестно, в каком месте полк находится в теперешнее время.

Page 42/326