Page 72 - Севастопольские рассказы
P. 72
Володя вместе с юнкером подошел к ним. «Сказать ли им маленькую речь, или просто
сказать: здорово, ребята! или ничего не сказать? – подумал он. – Да и отчего ж не сказать:
здорово ребята! это должно даже». И он смело крикнул своим звучным голоском: «здорово,
ребята!» Солдаты весело отозвались: молодой, свежий голосок приятно прозвучал в ушах
каждого. Володя бодро шел впереди солдат, и хотя сердце у него стучало так, как будто он
пробежал во весь дух несколько верст, походка была легкая, и лицо веселое. Подходя уже к
самому Малахову кургану, поднимаясь на гору, он заметил, что Вланг, ни на шаг не
отстававший от него и дома казавшийся таким храбрым, беспрестанно сторонился и нагибал
голову, как будто все бомбы и ядра, уже очень часто свистевшие тут, летели прямо на него.
Некоторые из солдатиков делали то же, и вообще на большей части их лиц выражалось,
ежели не боязнь, то беспокойство. Эти обстоятельства окончательно успокоили и ободрили
Володю.
«Так вот я и на Малаховом кургане, который я воображал совершенно напрасно таким
страшным! И я могу итти, не кланяясь ядрам, и трушу даже гораздо меньше других! Так я не
трус?» подумал он с наслаждением и даже некоторым восторгом самодовольства.
Однако это чувство бесстрашия и самодовольства было скоро поколеблено зрелищем, на
которое он наткнулся в сумерках на Корниловской батарее, отыскивая начальника бастиона.
Четыре человека матросов около бруствера за ноги и за руки держали окровавленный труп
какого-то человека без сапог и шинели и раскачивали его, желая перекинуть через бруствер.
(На второй день бомбардирования не успевали убирать тела на бастионах и выкидывали их в
ров, чтобы они не мешали на батареях). Володя с минуту остолбенел, увидав, как труп
ударился на вершину бруствера и потом медленно скатился оттуда в канаву; но на его
счастье тут же начальник бастиона встретился ему, отдал приказания и дал проводника на
батарею и в блиндаж, назначенный для прислуги. Не буду рассказывать, сколько еще ужасов,
опасностей и разочарований испытал наш герой в этот вечер : как вместо такой стрельбы,
которую он видел на Волковом поле, при всех условиях точности и порядка, которые он
надеялся найти здесь, он нашел 2 разбитые мортирки без прицелов, из которых одна была
смята ядром в дуле, а другая стояла на щепках разбитой платформы; как он не мог до утра
добиться рабочих, чтоб починить платформу;как ни один заряд не был того веса, который
означен был в
Руководстве , как ранили 2 солдат его команды, и как 20 раз он был на волоске от смерти. По
счастию, в помощь ему назначен был огромного роста комендор, моряк, с начала осады
бывший при мортирах и убедивший его в возможности еще действовать из них, с фонарем
водивший его ночью по всему бастиону, точно как по своему огороду, и обещавший к
завтраму всё устроить. Блиндаж, к которому провел его проводник, была вырытая в каменном
грунте, в две кубические сажени, продолговатая яма, накрытая аршинными дубовыми
бревнами. В ней-то он поместился со всеми своими солдатами. Вланг первый, как только
увидал в аршин низенькую дверь блиндажа, опрометью, прежде всех, вбежал в нее и, чуть не
разбившись о каменный пол, забился в угол, из которого уже не выходил больше. Володя же,
когда все солдаты поместились вдоль стен на полу, и некоторые закурили трубочки, разбил
свою кровать в углу, зажег свечку и, закурив папироску, лег на койку. Над блиндажем
слышались беспрестанные выстрелы, но не слишком громко, исключая одной пушки,
стоявшей рядом и потрясавшей блиндаж так сильно, что с потолка земля сыпалась. В самом
блиндаже было тихо; только солдаты, еще дичась нового офицера, изредка
переговаривались, прося один другого посторониться или огню трубочку закурить; крыса
скреблась где-то между камнями, или Вланг, не пришедший еще в себя и дико смотревший
кругом, вздыхал вдруг громким вздохом. Володя на своей кровати, в набитом народом уголке,
освещенном одной свечкой, испытывал то чувство уютности, которое было у него, когда
ребенком, играя в прятки, бывало, он залезал в шкап или под юбку матери и, не переводя
дыхания, слушал, боялся мрака и вместе наслаждался чем-то. Ему было и жутко немножко, и
весело.
Page 72/326