Page 16 - Евпатий Коловрат

Ополоница вызвал к недужному ведуна Ортемища, потом пришел для совершения
оздоровительной молитвы поп Бессон, что учил княжича письменному навыку. Следом за поп
прислал старый Коловрат своего конюшего Нечая.

Недуг был сломлен в самом начале, но Федор сильно ослабел. И когда князь Юрий сказал
ему о выезде посольства в Чернигов, Федор только вскинул на отца огромные синие глаза и
опять смежил густые ресницы.

Хворал княжич почти всю зиму, до масленицы.

В долгие вечера, когда в верхнем тереме, у матушки сенные девушки пели протяжные песни
и сверчки за печкой циркали без умолку, припоминалась Федору вся его жизнь. Начиналась
она с праздника Ярилы на Княжом, за Проней, Лугу, куда его впервые привел Ополоница.

До того видел он шумное празднество только из высокого окна терема.

За Княжим Лугом, который обнимали светлые ленты Оки и Прони, сливавшиеся под
рязанскими высотами, синели темные мещерские леса. За теми лесами каждый вечер
ложилось спать солнце, оттуда же приходили ночные страхи, там жил сон-пересон, который с
вечера накликала мамка, там стояли избушки на курьих ножках, и к тем избушкам клыкастых
ведуний подходили богатырские перепутья…

Каждую весну на Княжий Луг пригоняли со степей конские табуны. Здесь конюшие князья и
прочих именитых рязанцев отбирали лучших скакунов для заповедных конюшен, здесь же
удалые наездники впервые зауздывали диких коней и скакали на них, скрываясь надолго с
глаз многих зрителей. Назад кони приходили темные от пота и навсегда послушные руке
всадника.

Объездка коней совпадала с игрищами, когда на горах все вечера жгли костры и девушки
пели звонкие веснянки.

В эти дни маленький Федор не отходил от косящатого окна. Из-за реки к нему доносилось
ржанье коней, гул множества голосов, пение старцев и выкрики скоморохов. Голубую ленту
Прони беспрестанно пересекали узкогрудые ладьи. В ладьях, на цветных полостях, сидели
хмельные воины, гости, посадские молодцы — все в пестрых кафтанах и в праздничных
шапках с жемчужными околышами и с дорогой выпушкой. У самой воды на том берегу
торговали речистые квасники и сбитенщики, а чуть дальше, около круглых, как блюдо, озерка,
в котором то и дело отражались летучие облака, молодые ковали, кожемяки и рыбные ловцы
затевали, похваляясь, полюбовный кулачный бой.

От восторга у Федора замирало сердце. В эти дни он забывал обо всем. Даже ночью он не
раз вскакивал с постели, поднимал оконную раму и, дрожа от холода, заглядывал вниз. Там,
на маслянистой речной зыби, колыхались звездные огоньки; слева, со стороны гор, на луга
падали рыжие вскрылья отсветов; в неверном свете далеких костров проступали на темном
лугу то темное полотнище шатра, то кучка людей у самой воды… Иногда распахивался
какой-либо шатер; оттуда выметывался красный язык пламени, освещавший фигуру
хмельного воина. Ржали кони…

…Утомленный видениями, Федор звал старого ведуна, что безотходно служил ему. Кряхтя и
охая, Ортемище садился у изголовья княжича и заводил свою бесконечную сказку…

Черниговская княжна

Page 16/96