Page 63 - Евпатий Коловрат

Немного воинов оставалось у рязанского воеводы. Неотступно держал он при себе сурового
воина Замятню да своего конюшего Нечая Проходца, русоволосого смешливого коломнянина.
Шла молва о конюшем, что знал он вещее слово, перед которым смирялся любой конь и шел
за плечом конюшего без повода, как ручной пес. Проходец вырывал жеребятам дурные зубы,
открывал становую жилу больным коням и лечил скот от мыта. О нем шла слава среди
рязанских коневодов. Сманивал Нечая у Коловрата сам князь, не раз гости владимирские и
муромские похищали хмельного конюшего и довозили бесчувственного в санях-волокушах
даже до городца Мещерского. Но, отрезвясь, Нечай сбегал на Рязань и приходил на двор
сотника Коловрата с повинной головой.

Евпатий любил Нечая с юности, любил за веселый нрав и за крепость в бою: разил Проходец
копьем и мечом врага с левой руки, и от его ударов редко выстаивали прославленные бойцы.

Пока шло полюдье[26], Нечай отлучался иногда от Евпатия. Из отлучек он возвращался
похудевший и злой, говорил глухим голосом, исподлобья взглядывая вокруг своими
медвежьими глазками.

— Бегут люди с Подонья на Путивль и Рыльск. Сказывают огнем и мечом проходят татары по
рязанским окраинам. Но верного никто не знает. Пора нам ко дворам путь держать,
свет-Евпатий! Загостились мы тут. Белая муха полетела, и морозом сковала дороги. Как
пройдут наши кони по такой голеди?

Конюшему отвечал Замятня. Был этот воин тверд на слово и не скор в движениях. Он
поднимал на рьяного Нечая свои серые, навыкате глаза и ворчал:

— О конях и говорить не след, коли у людей головы летят. Ты, поползень!

— Добрый конь дороже худого воина, овсяный ты куль! — огрызался конюший и снова
обращался к Евпатию: — Держит нас тут князь Михаил зря. Не дождется от него Рязань
подмоги!

— Почему ты так думаешь? — спрашивал Евпатий.

— То ребенку малому ясно! Пока двинется черниговская рать на Проню, разорят Рязань
нехристи. Будет так, попомни мое слово.

Один раз, когда беседовал Евпатий вот так со своими дружинниками на княжеском подворье,
в сенях раздались вдруг многие шаги. Стряпуха, соскользнувшая с жаркого припечка, не
успела пересечь избу, как дверь распахнулась и через порог переметнулся толстый посох.
Вслед за посохом в избу вошли три седобородых старика с сумами.

Были то слепцы, калики перехожие, и при них поводырь.

— Здорово живете, добрые хозяева! — сказал один из калик, не поднимая вверх незрячих
глаз, и поклонился в пояс.

Поклонились и те двое. Распрямивши стан, все трое тряхнули головами, поправили
разметавшиеся пряди длинных и, как степной ковыль, белых волос.

— Просим милости поесть с нами! — ответил Евпатий и попросил освободить для калик
переднюю лавку.

В волоковое оконце проступал серый свет непогожего ноябрьского дня. В бревенчатые стены
избы снаружи бил дробный дождик, и было похоже, что за стеной большое гнездо кур
клевало на дощатом настиле мелкое зерно.

Калики через головы сняли свои холщовые сумы и распустили запоны белых свиток.

Page 63/96