Page 151 - Преступление и наказание

я ведь не то чтобы так уж очень желал вас беспокоить и, идя сюда, даже не очень
рассчитывал, хотя, впрочем, физиономия ваша еще давеча утром меня поразила…
— Где вы меня давеча утром видели? — с беспокойством спросил Раскольников.
— Случайно-с… Мне всё кажется, что в вас есть что-то к моему подходящее… Да не
беспокойтесь, я не надоедлив; и с шулерами уживался, и князю Свирбею, моему дальнему
родственнику и вельможе, не надоел, и об Рафаэлевой Мадонне госпоже Прилуковой в
альбом сумел написать, и с Марфой Петровной семь лет безвыездно проживал, и в доме
Вяземского на Сенной в старину ночевывал,125и на шаре с Бергом, может быть, полечу.
— Ну, хорошо-с. Позвольте спросить, вы скоро в путешествие отправитесь?
— В какое путешествие?
— Ну да в «вояж»-то этот… Вы ведь сами сказали.
— В вояж? Ах, да!.. в самом деле, я вам говорил про вояж… Ну, это вопрос
обширный… А если б знали вы, однако ж, об чем спрашиваете! — прибавил он и вдруг
громко и коротко рассмеялся. — Я, может быть, вместо вояжа-то женюсь; мне невесту
сватают.
— Здесь?
— Да.
— Когда это вы успели?
— Но с Авдотьей Романовной однажды повидаться весьма желаю. Серьезно прошу. Ну,
до свидания… ах, да! Ведь вот что забыл! Передайте, Родион Романович, вашей сестрице,
что в завещании Марфы Петровны она упомянута в трех тысячах. Это положительно верно.
Марфа Петровна распорядилась за неделю до смерти, и при мне дело было. Недели через
две-три Авдотья Романовна может и деньги получить.
— Вы правду говорите?
— Правду. Передайте. Ну-с, ваш слуга. Я ведь от вас очень недалеко стою.
Выходя, Свидригайлов столкнулся в дверях с Разумихиным.

II
Было уж почти восемь часов; оба спешили к Бакалееву, чтобы прийти раньше Лужина.
— Ну, кто ж это был? — спросил Разумихин, только что вышли на улицу.
— Это был Свидригайлов, тот самый помещик, в доме которого была обижена сестра,
когда служила у них гувернанткой. Через его любовные преследования она от них вышла,
выгнанная его женой, Марфой Петровной. Эта Марфа Петровна просила потом у Дуни
прощения, а теперь вдруг умерла. Это про нее давеча говорили. Не знаю почему, я этого
человека очень боюсь. Он приехал тотчас после похорон жены. Он очень странный и на что-
то решился… Он как будто что-то знает… От него надо Дуню оберегать… вот это я и хотел
сказать тебе, слышишь?
— Оберегать! Что ж он может против Авдотьи Романовны? Ну, спасибо тебе, Родя, что
мне так говоришь… Будем, будем оберегать!.. Где живет?
— Не знаю.
— Зачем не спросил? Эх, жаль! Впрочем, узнаю!
— Ты его видел? — спросил Раскольников после некоторого молчания.
— Ну да, заметил; твердо заметил.
— Ты его точно видел? Ясно видел? — настаивал Раскольников.
— Ну да, ясно помню; из тысячи узнаю, я памятлив на лица.
Опять помолчали.
— Гм… то-то… — пробормотал Раскольников. — А то знаешь… мне подумалось…
мне всё кажется… что это может быть и фантазия.
— Да про что ты? Я тебя не совсем хорошо понимаю.
— Вот вы все говорите, — продолжал Раскольников, скривив рот в улыбку, — что я
помешанный; мне и показалось теперь, что, может быть, я в самом деле помешанный и