Page 222 - Преступление и наказание

Софьи Семеновны. Близко.
На канаве, не очень далеко от моста и не доходя двух домов от дома, где жила Соня,
столпилась кучка народу. Особенно сбегались мальчишки и девчонки. Хриплый,
надорванный голос Катерины Ивановны слышался еще от моста. И действительно, это было
странное зрелище, способное заинтересовать уличную публику. Катерина Ивановна в своем
стареньком платье, в драдедамовой шали и в изломанной соломенной шляпке, сбившейся
безобразным комком на сторону, была действительно в настоящем исступлении. Она устала
и задыхалась. Измучившееся чахоточное лицо ее смотрело страдальнее, чем когда-нибудь (к
тому же на улице, на солнце, чахоточный всегда кажется больнее и обезображеннее, чем
дома); но возбужденное состояние ее не прекращалось, и она с каждою минутой становилась
еще раздраженнее. Она бросалась к детям, кричала на них, уговаривала, учила их тут же при
народе, как плясать и что петь, начинала им растолковывать, для чего это нужно, приходила
в отчаяние от их непонятливости, била их… Потом, не докончив, бросалась к публике; если
замечала чуть-чуть хорошо одетого человека, остановившегося поглядеть, то тотчас
пускалась объяснять ему, что вот, дескать, до чего доведены дети «из благородного, можно
даже сказать, аристократического дома». Если слышала в толпе смех или какое-нибудь
задирательное словцо, то тотчас же набрасывалась на дерзких и начинала с ними браниться.
Иные, действительно, смеялись, другие качали головами; всем вообще было любопытно
поглядеть на помешанную с перепуганными детьми. Сковороды, про которую говорил
Лебезятников, не было; по крайней мере, Раскольников не видал; но вместо стука в
сковороду Катерина Ивановна начинала хлопать в такт своими сухими ладонями, когда
заставляла Полечку петь, а Леню и Колю плясать; причем даже и сама пускалась подпевать,
но каждый раз обрывалась на второй ноте от мучительного кашля, отчего снова приходила в
отчаяние, проклинала свой кашель, и даже плакала. Пуще всего выводили ее из себя плач и
страх Коли и Лени. Действительно, была попытка нарядить детей в костюм, как наряжаются
уличные певцы и певицы. На мальчике была надета из чего-то красного с белым чалма,
чтобы он изображал собою турку. На Леню костюмов недостало; была только надета на
голову красная, вязанная из гаруса шапочка (или, лучше сказать, колпак) покойного Семена
Захарыча, а в шапку воткнут обломок белого страусового пера, принадлежавшего еще
бабушке Катерины Ивановны и сохранявшегося доселе в сундуке, в виде фамильной
редкости. Полечка была в своем обыкновенном платьице. Она смотрела на мать робко и
потерявшись, не отходила от нее, скрадывала свои слезы, догадывалась о помешательстве
матери и беспокойно осматривалась кругом. Улица и толпа ужасно напугали ее. Соня
неотступно ходила за Катериной Ивановной, плача и умоляя ее поминутно воротиться
домой. Но Катерина Ивановна была неумолима.
— Перестань, Соня, перестань! — кричала она скороговоркой, спеша, задыхаясь и
кашляя. — Сама не знаешь, чего просишь, точно дитя! Я уже сказала тебе, что не ворочусь
назад к этой пьяной немке. Пусть видят все, весь Петербург, как милостыни просят дети
благородного отца, который всю жизнь служил верою и правдой и, можно сказать, умер на
службе. (Катерина Ивановна уже успела создать себе эту фантазию и поверить ей слепо).
Пускай, пускай этот негодный генералишка видит. Да и глупа ты, Соня: что теперь есть-то,
скажи? Довольно мы тебя истерзали, не хочу больше! Ах, Родион Романыч, это вы! —
вскрикнула она, увидав Раскольникова и бросаясь к нему, — растолкуйте вы, пожалуйста,
этой дурочке, что ничего умней нельзя сделать! Даже шарманщики добывают, а нас тотчас
все отличат, узнают, что мы бедное благородное семейство сирот, доведенных до нищеты, а
уж этот генералишка место потеряет, увидите! Мы каждый день под окна к нему будем
ходить, а проедет государь, я стану на колени, этих всех выставлю вперед и покажу на них:
«Защити, отец!» Он отец сирот, он милосерд, защитит, увидите, а генералишку этого… Леня!
tenez-vous droite!168Ты, Коля, сейчас будешь опять танцевать. Чего ты хнычешь? Опять
хнычет! Ну чего, чего ты боишься, дурачок! Господи! что мне с ними делать, Родион
Романыч! Если б вы знали, какие они бестолковые! Ну что с этакими сделаешь!..
И она, сама чуть не плача (что не мешало ее непрерывной и неумолчной скороговорке),