Page 9 - Преступление и наказание
P. 9

первого брака, и что только вытерпела она, дочка моя, от мачехи своей, возрастая, о том я
               умалчиваю.  Ибо  хотя  Катерина  Ивановна  и  преисполнена  великодушных  чувств,  но  дама
               горячая и раздраженная, и оборвет… Да-с! Ну да нечего вспоминать о том! Воспитания, как
               и представить можете, Соня не получила. Пробовал я с ней, года четыре тому, географию и
               всемирную историю проходить; но как я сам в познании сем был некрепок, да и приличных к
               тому руководств не имелось, ибо какие имевшиеся книжки… гм!.. ну, их уже теперь и нет,
               этих книжек, то тем и кончилось всё обучение. На Кире Персидском остановились.11Потом,
               уже достигнув зрелого возраста, прочла она несколько книг содержания романического, да
               недавно  еще,  через  посредство  господина  Лебезятникова,  одну  книжку  —  «Физиологию»
               Льюиса, изволите знать-с?12— с большим интересом прочла и даже нам отрывочно вслух
               сообщала: вот и всё ее просвещение. Теперь же обращусь к вам, милостивый государь мой,
               сам от себя с вопросом приватным: много ли может, по-вашему, бедная, но честная девица
               честным трудом заработать?..13Пятнадцать копеек в день, сударь, не заработает, если честна
               и не имеет особых талантов, да и то рук не покладая работавши! Да и то статский советник
               Клопшток, Иван Иванович, — изволили слышать? — не только денег за шитье полдюжины
               голландских  рубах  до  сих  пор  не  отдал,  но  даже  с  обидой  погнал  ее,  затопав  ногами  и
               обозвав неприлично, под видом будто бы рубашечный ворот сшит не по мерке и косяком. А
               тут  ребятишки  голодные…  А  тут  Катерина  Ивановна,  руки  ломая,  по  комнате  ходит,  да
               красные пятна у ней на щеках выступают, — что в болезни этой и всегда бывает: «Живешь,
               дескать, ты, дармоедка, у нас, ешь и пьешь, и теплом пользуешься», а что тут пьешь и ешь,
               когда  и  ребятишки-то  по  три  дня  корки  не  видят!  Лежал  я  тогда…  ну,  да  уж  что!  лежал
               пьяненькой-с, и слышу, говорит моя Соня (безответная она, и голосок у ней такой кроткий…
               белокуренькая, личико всегда бледненькое, худенькое), говорит: «Что ж, Катерина Ивановна,
               неужели же мне на такое дело пойти?» А уж Дарья Францевна, женщина злонамеренная и
               полиции многократно известная, раза три через хозяйку наведывалась. «А что ж, — отвечает
               Катерина  Ивановна,  в  пересмешку, —  чего  беречь?  Эко  сокровище!»  Но  не  вините,  не
               вините,  милостивый  государь,  не  вините!  Не  в  здравом  рассудке  сие  сказано  было,  а  при
               взволнованных  чувствах,  в  болезни  и при плаче  детей  не  евших,  да  и  сказано  более  ради
               оскорбления,  чем  в  точном  смысле…  Ибо  Катерина  Ивановна  такого  уж  характера,  и  как
               расплачутся дети, хоть бы и с голоду, тотчас же их бить начинает. И вижу я, эдак  часу в
               шестом, Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик14и с квартиры отправилась, а в
               девятом  часу  и  назад  обратно  пришла.  Пришла,  и  прямо  к  Катерине  Ивановне,  и  на  стол
               перед ней тридцать целковых молча выложила. Ни словечка при этом не вымолвила, хоть бы
               взглянула, а взяла только наш большой драдедамовый зеленый платок15(общий такой у нас
               платок есть, драдедамовый), накрыла им совсем голову и лицо и легла на кровать, лицом к
               стенке, только плечики да тело всё вздрагивают… А я, как и давеча, в том же виде лежал-с…
               И видел я тогда, молодой человек, видел я, как затем Катерина Ивановна, также ни слова не
               говоря, подошла к Сонечкиной постельке и весь вечер в ногах у ней на коленках простояла,
               ноги ей целовала, встать не хотела, а потом так обе и заснули вместе, обнявшись… обе…
               обе… да-с… а я… лежал пьяненькой-с.
                     Мармеладов замолчал, как будто голос у него пресекся. Потом вдруг поспешно налил,
               выпил и крякнул.
                     — С тех пор, государь мой, — продолжал он после некоторого молчания, — с тех пор,
               по  одному  неблагоприятному  случаю  и  по  донесению  неблагонамеренных  лиц, —  чему
               особенно способствовала Дарья Францевна, за то будто бы, что ей в надлежащем почтении
               манкировали, —  с  тех  пор  дочь  моя,  Софья  Семеновна,  желтый  билет  принуждена  была
               получить, и уже вместе с нами по случаю сему не могла оставаться. Ибо и хозяйка, Амалия
               Федоровна, того допустить не хотела (а сама же прежде Дарье Францевне способствовала),
               да и господин Лебезятников… гм… Вот за Соню-то и вышла у него эта история с Катериною
               Ивановной.  Сначала  сам  добивался  от  Сонечки,  а  тут  и  в  амбицию  вдруг  вошли:  «Как,
               дескать,  я,  такой  просвещенный  человек,  в  одной  квартире  с  таковскою  буду  жить?»  А
               Катерина Ивановна не спустила, вступилась… ну и произошло… И заходит к нам Сонечка
   4   5   6   7   8   9   10   11   12   13   14