Page 10 - Преступление и наказание

теперь более в сумерки, и Катерину Ивановну облегчает, и средства посильные доставляет…
Живет же на квартире у портного Капернаумова,16квартиру у них снимает, а Капернаумов
хром и косноязычен, и всё многочисленнейшее семейство его тоже косноязычное. И жена
его тоже косноязычная… В одной комнате помещаются, а Соня свою имеет особую, с
перегородкой… Гм, да… Люди беднейшие и косноязычные… да… Только встал я тогда
поутру-с, одел лохмотья мои, воздел руки к небу и отправился к его превосходительству
Ивану Афанасьевичу. Его превосходительство Ивана Афанасьевича изволите знать?.. Нет?
Ну так божия человека не знаете! Это — воск… воск перед лицом господним; яко тает
воск!.. Даже прослезились, изволив всё выслушать. «Ну, говорит, Мармеладов, раз уже ты
обманул мои ожидания… Беру тебя еще раз на личную свою ответственность, — так и
сказали, — помни, дескать, ступай!» Облобызал я прах ног его, мысленно, ибо взаправду не
дозволили бы, бывши сановником и человеком новых государственных и образованных
мыслей; воротился домой, и как объявил, что на службу опять зачислен и жалование
получаю, господи, что тогда было!..
Мармеладов опять остановился в сильном волнении. В это время вошла с улицы целая
партия пьяниц, уже и без того пьяных, и раздались у входа звуки нанятой шарманки и
детский, надтреснутый семилетний голосок,17певший «Хуторок»18. Стало шумно. Хозяин и
прислуга занялись вошедшими. Мармеладов, не обращая внимания на вошедших, стал
продолжать рассказ. Он, казалось, уже сильно ослаб, но чем более хмелел, тем становился
словоохотнее. Воспоминания о недавнем успехе по службе как бы оживили его и даже
отразились на лице его каким-то сиянием. Раскольников слушал внимательно.
— Было же это, государь мой, назад пять недель. Да… Только что узнали они обе,
Катерина Ивановна и Сонечка, господи, точно я в царствие божие переселился. Бывало,
лежи, как скот, только брань! А ныне: на цыпочках ходят, детей унимают: «Семен Захарыч
на службе устал, отдыхает, тш!» Кофеем меня перед службой поят, сливки кипятят! Сливок
настоящих доставать начали, слышите! И откуда они сколотились мне на обмундировку
приличную, одиннадцать рублей пятьдесят копеек, не понимаю? Сапоги, манишки
коленкоровые — великолепнейшие, вицмундир, всё за одиннадцать с полтиной состряпали в
превосходнейшем виде-с. Пришел я в первый день поутру со службы, смотрю: Катерина
Ивановна два блюда сготовила, суп и солонину под хреном, о чем и понятия до сих пор не
имелось. Платьев-то нет у ней никаких… то есть никаких-с, а тут точно в гости собралась,
приоделась, и не то чтобы что-нибудь, а так, из ничего всё сделать сумеют: причешутся,
воротничок там какой-нибудь чистенький, нарукавнички, ан совсем другая особа выходит, и
помолодела, и похорошела. Сонечка, голубка моя, только деньгами способствовала, а самой,
говорит, мне теперь, до времени, у вас часто бывать неприлично, так разве, в сумерки, чтобы
никто не видал. Слышите, слышите? Пришел я после обеда заснуть, так что ж бы вы думали,
ведь не вытерпела Катерина Ивановна: за неделю еще с хозяйкой, с Амалией Федоровной,
последним образом перессорились, а тут на чашку кофею позвала. Два часа просидели и всё
шептались: «Дескать, как теперь Семен Захарыч на службе и жалование получает, и к его
превосходительству сам являлся, и его превосходительство сам вышел, всем ждать велел, а
Семена Захарыча мимо всех за руку в кабинет провел». Слышите, слышите? «Я, конечно,
говорит, Семен Захарыч, помня ваши заслуги, и хотя вы и придерживались этой
легкомысленной слабости, но как уж вы теперь обещаетесь, и что сверх того без вас у нас
худо пошло (слышите, слышите!), то и надеюсь, говорит, теперь на ваше благородное
слово», то есть всё это, я вам скажу, взяла да и выдумала, и не то чтоб из легкомыслия, для
одной похвальбы-с! Нет-с, сама всему верит, собственными воображениями сама себя тешит,
ей-богу-с! И я не осуждаю; нет, этого я не осуждаю!.. Когда же, шесть дней назад, я первое
жалованье мое — двадцать три рубля сорок копеек — сполна принес, малявочкой меня
назвала: «Малявочка, говорит, ты эдакая!» И наедине-с, понимаете ли? Ну уж что, кажется,
во мне за краса, и какой я супруг? Нет, ущипнула за щеку: «Малявочка ты эдакая!» —
говорит.
Мармеладов остановился, хотел было улыбнуться, но вдруг подбородок его запрыгал.