Page 56 - Рассказы

А. П. Чехов. «Рассказы»

Палата № 6

I

В больничном дворе стоит небольшой флигель, окруженный целым лесом репейника,
крапивы и дикой конопли. Крыша на нем ржавая, труба наполовину обвалилась, ступеньки
у крыльца сгнили и поросли травой, а от штукатурки остались одни только следы. Передним
фасадом обращен он к больнице, задним – глядит в поле, от которого отделяет его серый
больничный забор с гвоздями. Эти гвозди, обращенные остриями кверху, и забор, и самый
флигель имеют тот особый унылый, окаянный вид, какой у нас бывает только у больничных
и тюремных построек.
Если вы не боитесь ожечься о крапиву, то пойдемте по узкой тропинке, ведущей к
флигелю, и посмотрим, что делается внутри. Отворив первую дверь, мы входим в сени. Здесь
у стен и около печки навалены целые горы больничного хлама. Матрацы, старые изодранные
халаты, панталоны, рубахи с синими полосками, никуда не годная, истасканная обувь – вся
эта рвань свалена в кучи, перемята, спуталась, гниет и издает удушливый запах.
На хламе всегда с трубкой в зубах лежит сторож Никита, старый отставной солдат с
порыжелыми нашивками. У него суровое, испитое лицо, нависшие брови, придающие лицу
выражение степной овчарки, и красный нос; он невысок ростом, на вид сухощав и жилист,
но осанка у него внушительная и кулаки здоровенные. Принадлежит он к числу тех просто-
душных, положительных, исполнительных и тупых людей, которые больше всего на свете
любят порядок и потому убеждены, что их надо бить. Он бьет по лицу, по груди, по спине,
по чем попало, и уверен, что без этого не было бы здесь порядка.
Далее вы входите в большую, просторную комнату, занимающую весь флигель, если
не считать сеней. Стены здесь вымазаны грязно-голубою краской, потолок закопчен, как в
курной избе, – ясно, что здесь зимой дымят печи и бывает угарно. Окна изнутри обезоб-
ражены железными решетками. Пол сер и занозист. Воняет кислою капустой, фитильною
гарью, клопами и аммиаком, и эта вонь в первую минуту производит на вас такое впечатле-
ние, как будто вы входите в зверинец.
В комнате стоят кровати, привинченные к полу. На них сидят и лежат люди в синих
больничных халатах и по-старинному в колпаках. Это – сумасшедшие.
Всех их здесь пять человек. Только один благородного звания, остальные же все
мещане. Первый от двери, высокий худощавый мещанин с рыжими блестящими усами и с
заплаканными глазами, сидит, подперев голову, и глядит в одну точку. День и ночь он гру-
стит, покачивая головой, вздыхая и горько улыбаясь; в разговорах он редко принимает уча-
стие и на вопросы обыкновенно не отвечает. Ест и пьет он машинально, когда дают. Судя по
мучительному, бьющему кашлю, худобе и румянцу на щеках, у него начинается чахотка.
За ним следует маленький, живой, очень подвижной старик с острою бородкой и с чер-
ными, кудрявыми, как у негра, волосами. Днем он прогуливается по палате от окна к окну
или сидит на своей постели, поджав по-турецки ноги, и неугомонно, как снегирь, насвисты-
вает, тихо поет и хихикает. Детскую веселость и живой характер проявляет он и ночью, когда
встает затем, чтобы помолиться Богу, то есть постучать себя кулаками по груди и поковырять
пальцем в дверях. Это жид Мойсейка, дурачок, помешавшийся лет двадцать назад, когда у
него сгорела шапочная мастерская.
Из всех обитателей палаты № 6 только ему одному позволяется выходить из флигеля
и даже из больничного двора на улицу. Такой привилегией он пользуется издавна, веро-
ятно, как больничный старожил и как тихий, безвредный дурачок, городской шут, которого
56