Page 33 - Собачье сердце

— Извините. У меня расстроены нервы. Ваше имя показалось мне странным. Где вы,
интересно знать, откопали себе такое?
— Домком посоветовал. По календарю искали — какое тебе, говорят? Я и выбрал.
— Ни в каком календаре ничего подобного быть не может.
— Довольно удивительно, — человек усмехнулся, — когда у вас в смотровой висит.
Филипп Филиппович, не вставая, закинулся к кнопке на обоях, и на звонок явилась
Зина.
— Календарь из смотровой.
Протекла пауза. Когда Зина вернулась с календарем, Филипп Филиппович спросил:
— Где?
— 4-го марта празднуется.
— Покажите... Гм... Черт... В печку его, Зина, сейчас же.
Зина, испуганно тараща глаза, ушла с календарем, а человек покачал укоризненно
головою.
— Фамилию позвольте узнать?
— Фамилию я согласен наследственную принять.
— Как? Наследственную? Именно?
— Шариков.

В кабинете перед столом стоял председатель домкома Швондер в кожаной тужурке.
Доктор Борменталь сидел в кресле. При этом на румяных от мороза щеках доктора (он
только что вернулся) было столь же растерянное выражение, как и у Филиппа
Филипповича, сидящего рядом.
— Как же писать? — нетерпеливо спросил он.
— Что же, — заговорил Швондер, — дело не сложное. Пишите удостоверение,
гражданин профессор. Что так, мол, и так, предъявитель сего действительно Шариков
Полиграф Полиграфович, гм... зародившийся в вашей, мол, квартире.
Борменталь недоуменно шевельнулся в кресле. Филипп Филиппович дернул усом.
— Гм... вот черт! Глупее ничего себе и представить нельзя. Ничего он не зародился, а
просто... ну, одним словом...
— Это — ваше дело, — со спокойным злорадством вымолвил Швондер, — зародился
или нет... В общем и целом ведь вы делали опыт, профессор! Вы создали гражданина
Шарикова.
— И очень просто, — пролаял Шариков от книжного шкафа. Он вглядывался в
галстук, отражавшийся в зеркальной бездне.
— Я бы очень просил вас, — огрызнулся Филипп Филиппович, — не вмешиваться в
разговор. Вы напрасно говорите «и очень просто» — это очень не просто.
— Как же мне не вмешиваться, — обидчиво забубнил Шариков.
Швондер немедленно его поддержал:
— Простите, профессор, гражданин Шариков совершенно прав. Это его право —
участвовать в обсуждении его собственной участи, в особенности постольку, поскольку
дело касается документов. Документ — самая важная вещь на свете.
В этот момент оглушительный трезвон над ухом оборвал разговор. Филипп
Филиппович сказал в трубку: «Да...», покраснел и закричал:
— Прошу не отрывать меня по пустякам. Вам какое дело? — И он с силой всадил
трубку в рогульки.
Голубая радость разлилась по лицу Швондера.
Филипп Филиппович, багровея, прокричал:
— Одним словом, кончим это.