Page 4 - Собачье сердце
P. 4

Господин  оценил  преданность  и  у  самой  пожарной  команды,  у  окна,  из  которого
                  слышалось  приятное  ворчание  валторны,  наградил  пса  вторым  куском,  поменьше,
                  золотников на пять.
                        Эх, чудак. Подманивает меня. Не беспокойтесь! Я и сам никуда не уйду. За вами буду
                  двигаться, куда ни прикажете.
                        — Фить-фить-фить! Сюда!
                        В Обухов? Сделайте одолжение. Очень хорошо известен нам этот переулок.
                        — Фить-фить! Сюда? С удово... Э, нет, позвольте. Нет. Тут швейцар. А уж хуже этого
                  ничего  на  свете  нет.  Во  много  раз  опаснее  дворника.  Совершенно  ненавистная  порода.
                  Гаже котов. Живодер в позументе.
                        — Да не бойся ты, иди.
                        — Здравия желаю, Филипп Филиппович.
                        — Здравствуй, Федор.
                        Вот это — личность. Боже мой, на кого же ты нанесла меня, собачья моя доля! Что это
                  за такое лицо, которое может псов с улицы мимо швейцаров вводить в дом жилищного
                  товарищества? Посмотрите, этот подлец — ни звука, ни движения! Правда, в глазах у него
                  пасмурно, но, в общем, он равнодушен под околышем с золотыми галунами. Словно так и
                  полагается.  Уважает,  господа,  до  чего  уважает!  Ну-с,  а  я  с  ним  и  за  ним.  Что,  тронул?
                  Выкуси. Вот бы тяпнуть за пролетарскую мозолистую ногу. За все издевательства вашего
                  брата. Щеткой сколько раз морду уродовал мне, а?
                        — Иди, иди.
                        Понимаем,  понимаем,  не  извольте  беспокоиться.  Куда  вы,  туда  и  мы.  Вы  только
                  дорожку указывайте, а я уж не отстану, несмотря на отчаянный мой бок.
                        С лестницы вниз:
                        — Писем мне, Федор, не было?
                        Снизу на лестницу почтительно:
                        — Никак  нет,  Филипп  Филиппович (интимно  вполголоса  вдогонку), —  а  в  третью
                  квартиру жилтоварищей вселили.
                        Важный  песий  благотворитель  круто  обернулся  на  ступеньке  и,  перегнувшись через
                  перила, в ужасе спросил:
                        — Ну-у?
                        Глаза его округлились, и усы встали дыбом.
                        Швейцар снизу задрал голову, приладил ладошку к губам и подтвердил:
                        — Точно так, целых четыре штуки.
                        — Боже мой! Воображаю, что теперь будет в квартире. Ну и что ж они?
                        — Да ничего-с.
                        — А Федор Павлович?
                        — За ширмами поехали и за кирпичом. Перегородки будут ставить.
                        — Черт знает что такое!
                        — Во  все  квартиры,  Филипп  Филиппович,  будут  вселять,  кроме  вашей.  Сейчас
                  собрание было, выбрали новое товарищество, а прежних — в шею.
                        — Что делается. Ай-яй-яй... Фить-фить.
                        Иду-с,  поспешаю.  Бок,  изволите  ли  видеть,  дает  себя  знать.  Разрешите  лизнуть
                  сапожок.
                        Галун швейцара скрылся внизу. На мраморной площадке повеяло теплом от труб, еще
                  раз повернули, и вот — бельэтаж.



                                                                II
   1   2   3   4   5   6   7   8   9