Page 39 - Ариэль

оставалось серьезным, строгим, почтительным, и это огорчало Ариэля.
Он уходил в лес, забирался куда-нибудь в чащу, ложился на траву и думал.
Как странно и печально сложилась его судьба! Он не знал родителей, не видел ни
любви, ни дружбы, ни ласки, не имел настоящего детства, ничему не учился, кроме
нескольких языков, зубрежки текстов священных книг. И вдруг его сделали летающим
человеком. Он может летать свободнее и легче, чем птица! Разве это не прекрасно? Разве об
этом не мечтают люди? Не видят себя летающими во сне? Не эти ли мечты и сновидения
породили аэропланы, дирижабли? Да, стать летающим человеком было бы очень хорошо,
если бы это не отделяло его от людей. Что ждало его в Дандарате? И Пирс и Броунлоу по-
прежнему заставляли бы его исполнять их волю, обходились бы с ним как с охотничьим
соколом, показывали бы его людям как чудо природы. Здесь простые люди — Низмат,
Лолита — принимают его за божество. Да и только ли Низмат и Лолита? А Шарад?.. Быть
может, и остальные люди будут так же относиться к нему? Разве он не обладает свойством,
которое должно казаться людям сверхчеловеческим, сверхъестественным? Примириться с
ролью божества? Но это значит обречь себя на великое одиночество и скуку… Лолита, такая
милая, нежная женщина-полуребенок, всегда будет смотреть на него снизу вверх, как на
недосягаемое существо. Быть может, он и нравится ей, но Лолита, наверное, сочла бы
святотатственною мысль о том, чтобы между ними могли быть иные отношения, кроме
«божеского» покровительства с его стороны и преклонения — с ее.
И потом, он не может навсегда остаться жить с ними. Его ищут. Он редкая птица,
улетевшая из клетки. Ему нужно менять место, уходить и улетать все дальше. На его
несчастье, у него белая кожа, хотя и загоревшая под жгучими лучами солнца Индии. Он
слишком бел для индуса и здесь будет обращать на себя внимание. Красить кожу глиной
неприятно и ненадежно: первый дождь смывает такую окраску. Выдать себя за сагиба,
разыскать европейский костюм? По-английски он говорит хорошо. Но что скажет о себе
людям? Об этом надо подумать. Летать он не будет. Разве только в темные ночи, перед
рассветом, когда люди крепко спят.
С Шарадом придется расстаться. С ним и летать тяжелее, и узнать их вдвоем могут
скорее. Шарад устроен. Его будут лелеять как «дар божества», как ниспосланного небом
сына Низмата.
А Лолита?.. Ариэль вздохнул.
Пусть она найдет возможное для нее счастье и почти невероятное, редкое счастье для
индийской вдовы, — пусть выходит замуж за Ишвара. Он добрый юноша, и она будет с ним
счастлива. Ариэль поможет им. Жаль, что мать Ишвара слепа. Она покорилась бы «воле
божества», если бы увидела Ариэля, спускающегося к ней с неба. Но ей расскажут, и она
поверит.
Над головой Ариэля раздался пронзительный крик. Он увидел в густых ветвях деревьев
двух белобородых обезьян, одну — большую, другую — поменьше. Большая отнимала у
меньшей какой-то плод. Меньшая визжала, большая царапала ее, хватала за уши, за хвост.
Меньшая так жалобно кричала, быть может звала на помощь мать, но Ариэль не утерпел и
взлетел к обезьянам.
Обезьяны были так поражены, что сразу замолчали. Но когда Ариэль протянул к ним
руку, желая разнять, обе кинулись в разные стороны, перепрыгивая с ветки на ветку, с дерева
на дерево. И, только удалившись на большое расстояние, закричали, вероятно, сигнал
тревоги, на который отозвались другие обезьяны и птицы в разных местах леса. Ариэль
грустно улыбнулся: «И обезьяны боятся меня», — и оглянулся. Над его головой был
сплошной покров сочных зеленых листьев. Стволы деревьев обвиты вьющимися растениями
и переплетены лианами. Кое-где лучи солнца пробивались сквозь листву и золотыми
пятнами ложились на землю, поросшую кустарниками и травой. Место глухое. Никто не
видит. Но все-таки напрасно он взлетел. Не выдержал.
Лавируя между лианами, Ариэль стал медленно спускаться. Послышался шорох.
Ариэль оглянулся и увидел Ишвара. Уронив связку хвороста, юноша пал ниц. Ариэль