Page 38 - Рассказы. Повести. Пьесы
P. 38
его? Но толпы бегут, не замечая ни его, ни тоски… Тоска громадная, не знающая границ.
Лопни грудь Ионы и вылейся из нее тоска, так она бы, кажется, весь свет залила, но, тем не
менее, ее не видно. Она сумела поместиться в такую ничтожную скорлупу, что ее не
увидишь днем с огнем…
Иона видит дворника с кульком и решает заговорить с ним.
— Милый, который теперь час будет? — спрашивает он.
— Десятый… Чего же стал здесь? Проезжай!
Тоска
Иона отъезжает на несколько шагов, изгибается и отдается тоске… Обращаться к
людям он считает уже бесполезным. Но не проходит и пяти минут, как он выпрямляется,
встряхивает головой, словно почувствовал острую боль, и дергает вожжи… Ему невмоготу.
«Ко двору, — думает он. — Ко двору!»
И лошаденка, точно поняв его мысль, начинает бежать рысцой. Спустя часа полтора,
Иона сидит уже около большой грязной печи. На печи, на полу, на скамьях храпит народ. В
воздухе «спираль» и духота… Иона глядит на спящих, почесывается и жалеет, что так рано
вернулся домой…
«И на овес не выездил, — думает он. — Оттого-то вот и тоска. Человек, который
знающий свое дело… который и сам сыт, и лошадь сыта, завсегда покоен…»
В одном из углов поднимается молодой извозчик, сонно крякает и тянется к ведру с
водой.
— Пить захотел? — спрашивает Иона.
— Стало быть, пить!
— Так… На здоровье… А у меня, брат, сын помер… Слыхал? На этой неделе в
больнице… История!
Иона смотрит, какой эффект произвели его слова, но не видит ничего. Молодой
укрылся с головой и уже спит. Старик вздыхает и чешется… Как молодому хотелось пить,
так ему хочется говорить. Скоро будет неделя, как умер сын, а он еще путем не говорил ни с
кем… Нужно поговорить с толком, с расстановкой… Надо рассказать, как заболел сын, как
он мучился, что говорил перед смертью, как умер… Нужно описать похороны и поездку в
больницу за одеждой покойника. В деревне осталась дочка Анисья… И про нее нужно
поговорить… Да мало ли о чем он может теперь поговорить? Слушатель должен охать,
вздыхать, причитывать… А с бабами говорить еще лучше. Те хоть и дуры, но ревут от двух
слов.
«Пойти лошадь поглядеть, — думает Иона. — Спать всегда успеешь… Небось,
выспишься…»
Он одевается и идет в конюшню, где стоит его лошадь. Думает он об овсе, сене, о
погоде… Про сына, когда один, думать он не может… Поговорить с кем-нибудь о нем
можно, но самому думать и рисовать себе его образ невыносимо жутко…
— Жуешь? — спрашивает Иона свою лошадь, видя ее блестящие глаза. — Ну, жуй,
жуй… Коли на овес не выездили, сено есть будем… Да… Стар уж стал я ездить… Сыну бы
ездить, а не мне… То настоящий извозчик был… Жить бы только…
Иона молчит некоторое время и продолжает:
— Так-то, брат кобылочка… Нету Кузьмы Ионыча… Приказал долго жить… Взял и
помер зря… Таперя, скажем, у тебя жеребеночек, и ты этому жеребеночку родная мать… И
вдруг, скажем, этот самый жеребеночек приказал долго жить… Ведь жалко?
Лошаденка жует, слушает и дышит на руки своего хозяина…
Иона увлекается и рассказывает ей всё…
1886