Page 38 - Рассказы. Повести. Пьесы
P. 38

его? Но толпы бегут, не замечая ни его, ни тоски… Тоска громадная, не знающая границ.
               Лопни грудь Ионы и вылейся из нее тоска, так она бы, кажется, весь свет залила, но, тем не
               менее,  ее  не  видно.  Она  сумела  поместиться  в  такую  ничтожную  скорлупу,  что  ее  не
               увидишь днем с огнем…
                     Иона видит дворника с кульком и решает заговорить с ним.
                     — Милый, который теперь час будет? — спрашивает он.
                     — Десятый… Чего же стал здесь? Проезжай!



                                Тоска

                     Иона  отъезжает  на  несколько  шагов,  изгибается  и  отдается  тоске…  Обращаться  к
               людям он считает  уже бесполезным. Но не проходит и пяти минут, как он выпрямляется,
               встряхивает головой, словно почувствовал острую боль, и дергает вожжи… Ему невмоготу.
                     «Ко двору, — думает он. — Ко двору!»
                     И лошаденка, точно поняв его мысль, начинает бежать рысцой. Спустя часа полтора,
               Иона сидит уже около большой грязной печи. На печи, на полу, на скамьях храпит народ. В
               воздухе «спираль» и духота… Иона глядит на спящих, почесывается и жалеет, что так рано
               вернулся домой…
                     «И  на  овес  не  выездил, —  думает  он. —  Оттого-то  вот  и  тоска.  Человек,  который
               знающий свое дело… который и сам сыт, и лошадь сыта, завсегда покоен…»
                     В одном из углов поднимается молодой извозчик, сонно крякает и тянется к ведру с
               водой.
                     — Пить захотел? — спрашивает Иона.
                     — Стало быть, пить!
                     — Так…  На  здоровье…  А  у  меня,  брат,  сын  помер…  Слыхал?  На  этой  неделе  в
               больнице… История!
                     Иона  смотрит,  какой  эффект  произвели  его  слова,  но  не  видит  ничего.  Молодой
               укрылся с головой и уже спит. Старик вздыхает и чешется… Как молодому хотелось пить,
               так ему хочется говорить. Скоро будет неделя, как умер сын, а он еще путем не говорил ни с
               кем… Нужно поговорить с толком, с расстановкой… Надо рассказать, как заболел сын, как
               он мучился, что говорил перед смертью, как умер… Нужно описать похороны и поездку в
               больницу  за  одеждой  покойника.  В  деревне  осталась  дочка  Анисья…  И  про  нее  нужно
               поговорить…  Да  мало  ли  о  чем  он  может  теперь  поговорить?  Слушатель  должен  охать,
               вздыхать, причитывать… А с бабами говорить еще лучше. Те хоть и дуры, но ревут от двух
               слов.
                     «Пойти  лошадь  поглядеть, —  думает  Иона. —  Спать  всегда  успеешь…  Небось,
               выспишься…»
                     Он  одевается  и  идет  в  конюшню,  где  стоит  его  лошадь.  Думает  он  об  овсе,  сене,  о
               погоде…  Про  сына,  когда  один,  думать  он  не  может…  Поговорить  с  кем-нибудь  о  нем
               можно, но самому думать и рисовать себе его образ невыносимо жутко…
                     — Жуешь? —  спрашивает  Иона  свою  лошадь,  видя  ее  блестящие  глаза. —  Ну,  жуй,
               жуй… Коли на овес не выездили, сено есть будем… Да… Стар уж стал я ездить… Сыну бы
               ездить, а не мне… То настоящий извозчик был… Жить бы только…
                     Иона молчит некоторое время и продолжает:
                     — Так-то,  брат  кобылочка…  Нету  Кузьмы  Ионыча…  Приказал  долго  жить…  Взял и
               помер зря… Таперя, скажем, у тебя жеребеночек, и ты этому жеребеночку родная мать… И
               вдруг, скажем, этот самый жеребеночек приказал долго жить… Ведь жалко?
                     Лошаденка жует, слушает и дышит на руки своего хозяина…
                     Иона увлекается и рассказывает ей всё…
                     1886
   33   34   35   36   37   38   39   40   41   42   43