Page 41 - Рассказы. Повести. Пьесы

1886

Степь
(История одной поездки)

I

Из N., уездного города Z-ой губернии, ранним июльским утром выехала и с громом
покатила по почтовому тракту безрессорная, ошарпанная бричка, одна из тех допотопных
бричек, на которых ездят теперь на Руси только купеческие приказчики, гуртовщики и
небогатые священники. Она тарахтела и взвизгивала при малейшем движении; ей угрюмо
вторило ведро, привязанное к ее задку, — и по одним этим звукам да по жалким кожаным
тряпочкам, болтавшимся на ее облезлом теле, можно было судить о ее ветхости и готовности
идти в слом.
В бричке сидело двое N-ских обывателей: N-ский купец Иван Иваныч Кузьмичов,
бритый, в очках и в соломенной шляпе, больше похожий на чиновника, чем на купца, и
другой — отец Христофор Сирийский, настоятель N-ской Николаевской церкви, маленький
длинноволосый старичок в сером парусиновом кафтане, в широкополом цилиндре и в
шитом, цветном поясе. Первый о чем-то сосредоточенно думал и встряхивал головою, чтобы
прогнать дремоту; на лице его привычная деловая сухость боролась с благодушием человека,
только что простившегося с родней и хорошо выпившего; второй же влажными глазками
удивленно глядел на мир божий и улыбался так широко, что, казалось, улыбка захватывала
даже поля цилиндра; лицо его было красно и имело озябший вид. Оба они, как Кузьмичов,
так и о. Христофор, ехали теперь продавать шерсть. Прощаясь с домочадцами, они только
что сытно закусили пышками со сметаной и, несмотря на раннее утро, выпили… Настроение
духа у обоих было прекрасное.
Кроме только что описанных двух и кучера Дениски, неутомимо стегавшего по паре
шустрых гнедых лошадок, в бричке находился еще один пассажир — мальчик лет девяти, с
темным от загара и мокрым от слез лицом. Это был Егорушка, племянник Кузьмичова. С
разрешения дяди и с благословения о. Христофора, он ехал куда-то поступать в гимназию.
Его мамаша, Ольга Ивановна, вдова коллежского секретаря и родная сестра Кузьмичова,
любившая образованных людей и благородное общество, умолила своего брата, ехавшего
продавать шерсть, взять с собою Егорушку и отдать его в гимназию; и теперь мальчик, не
понимая, куда и зачем он едет, сидел на облучке рядом с Дениской, держался за его локоть,
чтоб не свалиться, и подпрыгивал, как чайник на конфорке. От быстрой езды его красная
рубаха пузырем вздувалась на спине и новая ямщицкая шляпа с павлиньим пером то и дело
сползала на затылок. Он чувствовал себя в высшей степени несчастным человеком и хотел
плакать.
Когда бричка проезжала мимо острога, Егорушка взглянул на часовых, тихо ходивших
около высокой белой стены, на маленькие решетчатые окна, на крест, блестевший на крыше,
и вспомнил, как неделю тому назад, в день Казанской божией матери, он ходил с мамашей в
острожную церковь на престольный праздник; а еще ранее, на Пасху, он приходил в острог с
кухаркой Людмилой и с Дениской и приносил сюда куличи, яйца, пироги и жареную
говядину; арестанты благодарили и крестились, а один из них подарил Егорушке оловянные
запонки собственного изделия.
Мальчик всматривался в знакомые места, а ненавистная бричка бежала мимо и
оставляла всё позади. За острогом промелькнули черные, закопченные кузницы, за ними
уютное, зеленое кладбище, обнесенное оградой из булыжника; из-за ограды весело
выглядывали белые кресты и памятники, которые прячутся в зелени вишневых деревьев и
издали кажутся белыми пятнами. Егорушка вспомнил, что, когда цветет вишня, эти белые
пятна мешаются с вишневыми цветами в белое море; а когда она спеет, белые памятники и
кресты бывают усыпаны багряными, как кровь, точками. За оградой под вишнями день и