Page 477 - Рассказы. Повести. Пьесы

его героя.
3 августа 1889 г. Чехов уведомляет А. Н. Плещеева, что пришлет повесть для
«Северного вестника» «не позже 1 сентября». Однако увлекся «обработкой своей вещи,
исковеркал ее вдоль и поперек и выбросил кусок середины и весь конец, решив заменить их
новыми» (А. М. Евреиновой, 7 сентября). Работа осложнялась «отвратительным
настроением», от которого писатель «не мог отделаться во все лето» (там же): 17 июня после
тяжкой болезни скончался его брат, художник Н. П. Чехов. Завершена повесть была лишь 24
сентября.
Чехов опасался, что напряженные идейные поиски героя покажутся читателю
скучными и не будут поняты. «Ничего подобного отродясь я не писал, мотивы совершенно
для меня новые, и я боюсь, как бы не подкузьмила меня моя неопытность. Вернее, боюсь
написать глупость», — волновался Чехов в письме к Плещееву от 3 сентября; «Это не
повесть, а диссертация», — сообщает И. Л. Леонтьеву-Щеглову 18 сентября, а 24 сентября,
посылая повесть Плещееву, в сопроводительном письме объясняет, что выбросить
«скучные» рассуждения нельзя, «так как без них не может обойтись мой герой, пишущий
записки. Эти рассуждения фатальны и необходимы, как тяжелый лафет для пушки. Они
характеризуют и героя, и его настроение, и его вилянье перед самим собой».
«…у Вас еще не было ничего столь сильного и глубокого, как эта вещь, — отвечал ему
Плещеев. — Удивительно хорошо выдержан топ старика-ученого, и даже те рассуждения,
где слышатся нотки субъективные, ваши собственные, — не вредят этому… Есть множество
замечаний верных, местами глубоких даже. — Не говорю уже об абсолютной новизне
мотива» (27 сентября — «Слово», с. 270, 275).
В том же письме Плещеев предсказал, что критика «окрысится» на Чехова за «сильные
рассуждения о русской литературе, об ученых статьях в особенности». И не ошибся. Прежде
всего ощетинилась реакционная пресса («Новое время», «Московские ведомости»), которую
раздражала обличительная заостренность повести. Либерально-демократический лагерь
отнесся к «Скучной истории» спокойнее, высказывались даже положительные оценки,
однако повесть при этом, ее социальный аспект действительно остались непонятыми.
Поиски героем смысла жизни, ясного и цельного мировоззрения толковались критикой лишь
со стороны этической. Заметив внешнее сходство, говорили о подражании Толстому, в
частности, — «Смерти Ивана Ильича», говорили об отсутствии «общей идеи», о чеховской
тоске… В 1900 г. М. Горький, вспоминая эту критику, скажет: «Еще со времен «Скучной
истории» начали говорить о Чехове: «Да, конечно, это талант крупный, но…» и, подражая
Сент-Беву, старались превратить похвалу в гнездо ос» («Горький и Чехов», с. 122).
Когда вышел сборник Чехова «Хмурые люди» (1890), включивший в себя «Скучную
историю», со статьей «Об отцах и детях йог. Чехове» выступил старейший народнический
критик Н. К. Михайловский, неоднократно критиковавший произведения Чехова, неизменно
обнаруживая свою неспособность понять его новаторство, неизменно упрекая его в
безыдейности. И сборник «Хмурые люди» он заклеймил: «г. Чехов с холодною кровью
пописывает, а читатель с холодною кровью почитывает» (Н. К. Михайловский.
Литературно-критические статьи. М., Гослитиздат, 1957, с. 600). Но для повести он сделал
исключение: «Скучная история» есть лучшее и значительнейшее из всего, что до сих пор
написал г. Чехов» (там же, с. 601).
Не раз отмечалось огромное художественное мастерство автора «Скучной истории».
Так, И. А. Бунин писал: «Меня поражает, как он моложе тридцати лет мог написать
«Скучную историю»… Кроме художественного таланта, изумляет во всех этих рассказах
знание жизни, глубокое проникновение в человеческую душу в такие еще молодые годы»
(ЛН, с. 642). В статье о Чехове, написанной незадолго до смерти, Томас Манн говорил, что
«Скучная история» ему наиболее дорога: «…это совершенно необыкновенная, чарующая
вещь, во всей литературе не сыскать ничего похожего на нее, — такая она печальная и
странная. Эта история, именующая себя «скучной», а на самом деле потрясающая,
удивительна своим глубочайшим проникновением в психологию старости, тем, что она