Page 474 - Рассказы. Повести. Пьесы

Ванька

В рассказе отразились личные впечатления писателя, всю жизнь помнившего свое
нелегкое детство. «Деспотизм и ложь исковеркали наше детство до такой степени, что тошно
и страшно вспоминать», — писал он брату, Ал. П. Чехову, 2 января 1889 г. Уже после смерти
писателя тот же брат его вспоминал, каким «кошмаром» висели над Чеховыми-детьми
«спевки, пение в безголосом хоре в церквах и внушавшая отвращение лавка со всеми теми
ненормальностями и мучениями, вспоминая о которых, покойный писатель с горечью
говорил: В детстве у меня не было детства…» («Чехов в восп.», с. 63).
Писатель С. Т. Семенов рассказывает, как «восхищали» Л. Н. Толстого «детские
фигуры Чехова, вроде «Ваньки» (там же, с. 369); сам Толстой называл рассказ в числе
лучших произведений Чехова.

Степь

Прошло почти два года после письма Д. В. Григоровича, прежде чем Чехов, следуя его
неоднократным советам написать «крупную» вещь, принялся за «труд обдуманный»,
«писанный не в один присест». То была «Степь». Готовился к ней Чехов основательно. К
концу 1887 г. он почувствовал, что может приступить к работе, которой сам придавал
решающее значение в своей жизни: «…я переживаю кризис. Если теперь не возьму приза, то
уж начну спускаться по наклонной плоскости» (А. С. Лазареву-Грузинскому, 4 февраля
1888 г.).
1 января 1888 г. Чехов сообщает писателю И. Л. Леонтьеву-Щеглову: «…я начал
пустячок для «Северного вестника»…» — а через несколько дней пишет В. Г. Короленко:
«Для почина взялся описать степь, степных людей и то, что я пережил в степи» (9 января).
Более месяца работает писатель над «Степью». И ни об одном из своих произведений не
поминал Чехов в письмах так часто, как о «Степи». Письма его свидетельствуют о большом
творческом подъеме и больших творческих волнениях и тревогах, связанных с созданием
повести. Он хорошо понимал, что пишет нечто необычное: «странное и не в меру
оригинальное» (Д. В. Григоровичу, 12 января).
Своеобразие повести заключалось и в особой манере повествования, и в непривычной
сложности композиции, о которой Чехов писал: «Каждая от дельная глава составляет особый
рассказ, и все главы связаны, как пять фи гур в кадрили, близким родством. Я стараюсь,
чтобы у них был общий запах и общий тон, что мне может удаться тем легче, что через все
главы у меня проходит одно лицо. Я чувствую, что многое и поборол, что есть места,
которые пахнут сеном…» (Д. В. Григоровичу, 12 января). Будучи чрезвычайно
требовательным к себе и своему труду, Чехов все же чувствует постоянную тревогу и
неудовлетворенность: «…от непривычки писать длинно, от страха написать лишнее я
впадаю в крайность: каждая страница выходит компактной, как маленький рассказ, картины
громоздятся, теснятся и, заслоняя друг друга, губят общее впечатление» (В. Г. Короленко, 9
января); «В общем получается не картина, а сухой, подробный перечень впечатлений, что-то
вроде конспекта; вместо художественного, цельного изображения степи я преподношу
читателю «степную энциклопедию». Первый блин комом» (Д. В. Григоровичу, 12 января).
Но, несмотря на сомнения и тревоги, работал Чехов с подъемом и верой в удачу: «Тема
хорошая, пишется весело…» (В. Г. Короленко, 9 января); «Описываю я степь. Сюжет
поэтичный, и если я не сорвусь с того тона, каким начал, то кое-что выйдет у меня «из ряда
вон выдающее» (А. Н. Плещееву, 19 января); «Пока писал, я чувствовал, что пахло около
меня летом и степью» (ему же, 3 февраля).
В первых числах февраля повесть была закончена и отправлена в «Северный вестник».
Поэт А. Н. Плещеев прислал восторженный отзыв: «Прочитал я ее с жадностью. Не мог
оторваться, начавши читать. Короленко тоже… Это такая прелесть, такая бездна поэзии, что
я ничего другого сказать Вам не могу и никаких замечаний не могу сделать — кроме того,