Page 48 - Детство
P. 48
воротником его куртки торчал измятый, грязный ворот рубахи, штаны - в пятнах и заплатах,
на босых ногах - стоптанные туфли. Бедные - не страшны, не опасны, в этом меня незаметно
убедило жалостное отношение к ним бабушки и презрительное - со стороны деда.
Никто в доме не любил Хорошее Дело; все говорили о нём посмеиваясь; весёлая жена
военного звала его "меловой нос", дядя Пётр - аптекарем и колдуном, дед - чернокнижником,
фармазоном.
- Чего он делает? - спросил я бабушку. Она строго откликнулась:
- Не твоё дело; молчи знай...
Однажды, собравшись, с духом, я подошёл к его окну и спросил, едва скрывая волнение:
- Ты чего делаешь?
Он вздрогнул, долго смотрел на меня поверх очков и, протянув мне руку в язвах и
шрамах ожогов, сказал:
- Влезай...
То, что он предложил войти к нему не через дверь, а через окно, ещё более подняло его в
моих глазах. Он сел на ящик, поставил меня перед собой, отодвинул, придвинул снова и
наконец спросил негромко:
- Ты откуда?
Это было странно: я четыре раза в день сидел в кухне за столом около него! Я ответил:
- Здешний внук...
- Ага, да,- сказал он, осматривая свой палец, и замолчал.
Тогда я счёл возможным пояснить ему:
- Я не Каширин, а - ПешкОв...
- ПЕшков? - неверно повторил он.- Хорошее дело.
Отодвинул меня в сторону, поднялся и, уходя к столу сказал:
- Ну, сиди смирно...
Я сидел долго-долго, наблюдая, как он скоблит рашпилем кусок меди, зажатый в тиски;
на картон под тисками падают золотые крупинки опилок. Вот он собрал их в горсть, высыпал
в толстую чашку, прибавил к ним из баночки пыли, белой, как соль, облил чем-то из тёмной
бутылки,- в чашке зашипело, задымилось, едкий запах бросился в нос мне, я закашлялся,
замотал головою, а он, колдун, хвастливо спросил:
- Скверно пахнет?
- Да!
- То-то же! Это, брат, весьма хорошо!
"Чем хвастается!" - подумалось мне, и я строго сказал:
- Если скверно, так уж не хорошо...
- Ну? - воскликнул он, подмигивая.- Это, брат, не всегда, однако! А ты в бабки играешь?
- В козны?
- В козны, да?
- Играю.
- Хочешь - налиток сделаю? Хорошая битка будет!
- Хочу. - Неси давай бабку.
Он снова подошел ко мне, держа дымящуюся чашку в руке, заглядывая в неё одним
глазом, подошел и сказал:
- Я тебе налиток сделаю; а ты за это не ходи ко мне,- хорошо?
Это меня прежестоко обидело.
- Я и так не приду никогда...
Обиженный, я ушел в сад; там возился дедушка, обкладывая навозом корни яблонь;
осень была, уже давно начался листопад.
- Ну-ко, подстригай малину,- сказал дед, подавая мне ножницы.
Я спросил его:
- Хорошее Дело чего строит?
- Горницу портит,- сердито ответил он.- Пол прожёг, обои попачкал, ободрал. Вот скажу