Page 43 - Детство
P. 43

Однажды бабушка шутливо сказала:
                     - А скушно поди-ка богу-то слушать моленье твоё, отец,- всегда ты твердишь одно да всё
               то же.
                     - Чего-о это? - зловеще протянул он - Чего ты мычишь?
                     - Говорю, от своей-то души ни словечка господу не подаришь ты никогда, сколько я ни
               слышу!
                     Он побагровел, затрясся и, подпрыгнув на стуле, бросил блюдечко в голову ей, бросил и
               завизжал, как пила на сучке:
                     - Вон, старая ведьма!
                     Рассказывая мне о необоримой силе божией, он всегда и прежде всего подчёркивал её
               жестокость: вот, согрешили люди и - потоплены, ещё согрешили и - сожжены, разрушены
               города  их;  вот  бог  наказал  людей  голодом  и  мором,  и  всегда  он  -  меч  над  землёю,  бич
               грешникам.
                     - Всяк, нарушающий непослушанием законы божии, наказан будет горем и погибелью! -
               постукивая костями тонких пальцев по столу, внушал он.
                     Мне  было  трудно  поверить  в  жестокость  бога.  Я  подозревал,  что  дед  нарочно
               придумывает всё это, чтобы внушить мне страх не пред богом, а пред ним. И я откровенно
               спрашивал его:
                     - Это ты говоришь, чтобы я слушался тебя?
                     А он так же откровенно отвечал:
                     - Ну, конешно! Ещё бы не слушался ты?!
                     - А как же бабушка?
                     - Ты ей, старой дуре, не верь! - строго учил он. - Она смолоду глупа, она безграмотна и
               безумна. Я вот прикажу ей, чтобы не смела она говорить с тобой про эти великие дела! 0твечай
               мне: сколько есть чинов ангельских?
                     Я отвечал и спрашивал:
                     - А кто такие чиновники?
                     - Эк тебя мотает! - усмехался он, пряча глаза, и, пожевав губами, объяснял неохотно:
                     -  Это  бога  не  касаемо,  чиновники,  это  -  человеческое!  Чиновник  суть  законоед,  он
               законы жрёт.
                     - Какие законы?
                     - Законы? Это значит - обычаи,- веселее и охотнее говорил старик, поблескивая умными,
               колючими  глазами.  -  Живут  люди,  живут  и  согласятся:  вот  эдак  -  лучше  всего,  это  мы  и
               возьмём  себе  за  обычай,  поставим  правилом,  законом!  Примерно:  ребятишки,  собираясь
               играть, уговариваются, как игру вести, в каком порядке. Ну, вот уговор этот и есть закон!
                     - А чиновники?
                     - А чиновник озорнику подобен, придёт и все законы порушит.
                     - Зачем?
                     - Ну, этого тебе не понять! - строго нахмурясь, говорит он и снова внушает:
                     - Надо всеми делами людей - господь! Люди хотят одного, а он другого. Всё человечье -
               непрочно, дунет господь,- и всё во прах, в пыль!
                     У меня было много причин интересоваться чиновниками, и я допытывался:
                     - А вон дядя Яков поёт:
                     Светлы ангелы - божии чины,
                     А чиновники - холопи сатаны!
                     Дед приподнял ладонью бородку, сунул её в рот и закрыл глаза. Щёки у него дрожали. Я
               понял, что он внутренне смеётся.
                     - Связать бы вас с Яшкой по ноге да пустить по воде! - сказал он. Песен этих ни ему петь,
               ни тебе слушать не надобно. Это - кулугурские шутки, раскольниками придумано, еретиками.
               И, задумавшись, устремив глаза куда-то через меня, он тихонько тянул:
                     - Эх вы-и...
                     Но, ставя бога грозно и высоко над людьми, он, как и бабушка, тоже вовлекал его во все
   38   39   40   41   42   43   44   45   46   47   48