Page 27 - Дикая собака Динго,или Повесть о первой любви
P. 27

X

                     И дерево можно считать существом вполне разумным, если оно улыбается тебе весной,
               когда одето листьями, если оно говорит тебе: «Здравствуй», когда ты по утрам приходишь в
               свой класс и садишься на свое место у окна. И ты тоже невольно говоришь ему: «Здравствуй»,
               хотя оно стоит за окном на заднем дворе, где сваливают для школы дрова. Но через стекло его
               отлично видно.
                     Оно сейчас без листьев. Но и без листьев оно было прекрасно. Живые ветви его уходили
               прямо в небо, а кора была темна.
                     Был  ли  это  вяз,  или  ясень,  или  какое-нибудь  другое  дерево,  Таня  не  знала,  но  снег,
               падавший сейчас, первый снег, который, как пьяный, валился на него, цепляясь за кору и за
               сучья, не мог удержаться на нем. Он таял, едва прикоснувшись к его ветвям.
                     «Значит,  и  по  ним  стремится  тепло,  как  и  во  мне,  как  и  в  других», –  думала  Таня  и
               легонько кивала ему.
                     А Коля отвечал урок. Он стоял у доски перед Александрой Ивановной и рассказывал о
               старухе Изергиль.
                     Его лицо было смышленым. Из-под крутого лба глядели веселые и ясные глаза. И слова,
               слетавшие с его губ, были всегда живыми.
                     Учительница  с  удовольствием  думала  о  том,  что  этот  новый  мальчик  ей  никак  не
               испортит класса.
                     – А я видел Горького, – сказал он неожиданно и сильно покраснел, так как ни одной
               капли хвастовства не выносила его душа.
                     Дети поняли его смущение.
                     – Расскажи! – крикнули они ему.
                     – Вот как! – сказала и Александра Ивановна. – Это очень интересно! Где ты видел его?
               Ты, может быть, разговаривал с ним?
                     – Нет, я видел его только сквозь деревья сада. Это было в Крыму. Но я плохо помню.
               Мне было десять лет, когда мы с папой приехали туда.
                     – Что же делал Алексей Максимович в саду?
                     – Он разжигал близ дорожки костер.
                     – Расскажи нам о том, что ты помнишь.
                     Он помнил немного.
                     Он  рассказал  о  гористом  крае  на  юге,  где  у  серых  дорог,  нагретых  солнцем,  за
               изгородями, сложенными из камня, темнеют шершавые листья винограда, а по утрам кричат
               ослы.
                     И все же дети слушали его не шевелясь.
                     Только  Таня  одна,  казалось,  ничего  не  слыхала.  Она  все  смотрела  сквозь  окно,  где
               первый снег валился на голое дерево. Оно уже начинало дрожать.
                     «Виноград, виноград, – думала Таня. – А я, кроме елей и пихты, ничего не видала».
                     Она призадумалась, силясь представить себе не виноград, но хоть цветущую яблоню,
               хоть высокую грушу, хоть хлеб, растущий на полях. И воображение рисовало ей невиданные
               цветы и колосья.
                     Учительница,  облокотясь  на  подоконник,  уже  давно  следила  за  ней.  Эта  девочка,
               которую она любила больше других, начинала ее беспокоить.
                     «Уж не думает ли она о танцульках? Еще чудесная память ее не ослабела, но взгляд
               рассеян, и в прошлый раз по истории она получила только „хорошо“.
                     – Таня Сабанеева, ты не слушаешь на уроках.
                     Таня с трудом оторвала от окна свой взгляд, блуждавший в ее далекой мечте, и встала.
               Она еще была не здесь. Она еще будто не пришла из своей незримой дали.
                     – Что же ты молчишь?
                     – Он рассказывает неинтересно.
   22   23   24   25   26   27   28   29   30   31   32