Page 56 - Голова профессора Доуэля

вы тоже будете ходить здесь тысячу лет туда, до каменной стены, и тысячу лет обратно.
Отсюда нет выхода. Оставь всякую надежду входящий сюда, как сказал господин Данте. Ха-
ха-ха! Не ожидали? Вы думаете, я сумасшедший? Я хитёр. Здесь только сумасшедшие имеют
право жить. Но вы не выйдете отсюда, как и я. Мы с вами… — И, увидев приближающегося
санитара, на обязанности которого было подслушивать разговоры больных, старик, не
изменяя тона, продолжал, хитро подмигнув глазом: — Я Наполеон Бонапарт, и мои сто дней
ещё не наступили. Вы меня поняли? — спросил он, когда санитар прошёл дальше.
«Несчастный, — подумала Лорана — неужели он притворяется сумасшедшим, чтобы
избегнуть смертного приговора? Не я одна, оказывается, принуждена прибегать к
спасительной маскировке».
Ещё один больной подошёл к Лоран, молодой человек с чёрной козлиной бородкой, и
начал лепетать какую-то несуразицу об извлечении квадратного корня из квадратуры круга.
Но на этот раз санитар не приближался к Лоран, — очевидно, молодой человек был вне
подозрения у администрации. Он подходил к Лоран и говорил всё быстрее и настойчивее,
брызгая слюной:
— Круг — это бесконечность. Квадратура круга — квадратура бесконечности.
Слушайте внимательно. Извлечь квадратный корень из квадратуры круга — значит извлечь
квадратный корень из бесконечности. Это будет часть бесконечности, возведённая в энную
степень, таким образом можно будет определить и квадратуру… Но вы не слушаете меня, —
вдруг разозлился молодой человек и схватил Лоран за руку. Она вырвалась и почти побежала
по направлению к корпусу, в котором жила. Недалеко от двери она встретила доктора
Равино. Он сдерживал довольную улыбку.
Едва Лоран вбежала к себе в комнату, как в дверь постучали. Она охотно закрылась бы
на ключ, но внутренних запоров у двери не было. Она решила не отвечать. Однако дверь
открылась, и на пороге показался доктор Равино.
Его голова по обыкновению была откинута назад, выпуклые глаза, несколько
расширенные, круглые и внимательные, смотрели сквозь стёкла пенсне, чёрные усы и
эспаньолка шевелились вместе с губами.
— Простите, что вошёл без разрешения. Мои врачебные обязанности дают некоторые
права…
Доктор Равино нашёл, что наступил удобный момент начать «разрушение моральных
ценностей» Лоран. В его арсенале имелись самые разнообразные средства воздействия — от
подкупающей искренности, вежливости и обаятельной внимательности до грубости и
циничной откровенности. Он решил во что бы то ни стало вывести Лоран из равновесия и
потому взял вдруг тон бесцеремонный и насмешливый.
— Почему же вы не говорите: «Войдите, пожалуйста, простите, что я не пригласила
вас. Я задумалась и не слыхала вашего стука…» — или что-нибудь в этом роде?
— Нет, я слыхала ваш стук, но не отвечала потому, что мне хотелось остаться одной.
— Правдиво, как всегда! — иронически сказал он.
— Правдивость — плохой объект для иронии, — с некоторым раздражением заметила
Лоран.

«Клюёт», — весело подумал Равино. Он бесцеремонно уселся против Лоран и уставил
на неё свои рачьи немигающие глаза. Лоран старалась выдержать этот взгляд, в конце
концов ей стало неприятно, она опустила веки, слегка покраснев от досады на себя.
— Вы полагаете, — произнёс Равино тем же ироническим тоном, — что правдивость
плохой объект для иронии. А я думаю, что самый подходящий. Если бы вы были такой
правдивой, вы бы выгнали меня вон, потому что вы ненавидите меня, а между тем стараетесь
сохранить любезную улыбку гостеприимной хозяйки.
— Это… только вежливость, привитая воспитанием, — сухо ответила Лоран.