Page 55 - Голова профессора Доуэля

— Благодарю вас, хорошо, — отвечала Лоран.
— Мы делаем всё возможное для наших пациентов, но всё же непривычная обстановка
и относительное лишение свободы действуют на некоторых больных угнетающе. Чувство
одиночества, тоска.
— Я привыкла к одиночеству.
«Её не так-то легко вызвать на откровенность», — подумал Равино и продолжал:
— У вас, в сущности говоря, всё в полном порядке. Нервы немного расшатаны, и
только. Профессор Керн говорил мне, что вам приходилось принимать участие в научных
опытах, которые должны производить довольно тяжёлое впечатление на свежего человека.
Вы так юны. Переутомление и небольшая неврастения… И профессор Керн, который очень
ценит вас, решил предоставить вам отдых…
— Я очень благодарна профессору Керну.
«Скрытная натура, — злился Равино. — Надо свести её с другими больными. Тогда
она, может быть, больше раскроет себя, и таким образом можно будет скорее изучить её
характер».
— Вы засиделись, — сказал он. — Почему бы вам не пройти в сад? У нас чудесный
сад, даже не сад, а настоящий парк в десяток гектаров.
— Мне не разрешили гулять.
— Неужели? — удивлённо воскликнул Равино. — Это недосмотр моего ассистента. Вы
не из тех больных, которым прогулки могут принести вред. Пожалуйста, гуляйте.
Познакомьтесь с нашими больными, среди них есть интересные люди.
— Благодарю вас, я воспользуюсь вашим разрешением.
И когда Равино ушёл, Лоран вышла из своей комнаты и направилась по длинному
коридору, окрашенному в мрачный серый тон с чёрной каймой, к выходу. Из-за запертых
дверей комнат доносились безумные завывания, крики, истерический смех, бормотание…
— О… о… о… — слышалось слева.
— У-у-у… Ха-ха-ха-ха, — откликались справа.
«Будто в зверинце», — думала Лоран, стараясь не поддаваться этой гнетущей
обстановке. Но она несколько ускорила шаги и поспешила выйти из дома. Перед нею
расстилалась ровная дорожка, ведущая в глубь сада, и Лоран пошла по ней.
«Система» доктора Равино чувствовалась даже здесь. На всём лежал мрачный оттенок.
Деревья только хвойные, с тёмной зеленью. Деревянные скамьи без спинок окрашены в
тёмно-серый цвет. Но особенно поразили Лоран цветники. Клумбы были сделаны наподобие
могил, а среди цветов преобладали тёмно-синие, почти чёрные, анютины глазки,
окаймлённые по краям, как белой траурной лентой, ромашками. Тёмные туи дополняли
картину.
«Настоящее кладбище. Здесь невольно должны рождаться мысли о смерти. Но меня не
проведёте, господин Равино, я отгадала ваши секреты, и ваши „эффекты“ не застанут меня
врасплох», — подбадривала себя Лоран и, быстро миновав «кладбищенский цветник», вошла
в сосновую аллею. Высокие стволы, как колонны храма, тянулись вверх, прикрытые тёмно-
зелёными куполами. Вершины сосен шумели ровным, однообразным сухим шумом.
В разных местах парка виднелись серые халаты больных. «Кто из них сумасшедший и
кто нормальный?» Это довольно безошибочно можно было определить, даже недолго
наблюдая за ними. Те, кто ещё не был безнадёжен, с интересом смотрели на «новенькую» —
Лоран. Больные же с померкнувшим сознанием были углублены в себя, отрезаны от
внешнего мира, на который смотрели невидящими глазами.
К Лоран приближался высокий сухой старик с длинной седой бородой. Старик высоко
поднял свои пушистые брови, увидал Лоран и сказал, как бы продолжая говорить вслух сам с
собой:
— Одиннадцать лет я считал, потом счёт потерял. Здесь нет календарей, и время стало.
И я не знаю, сколько пробродил я по этой аллее. Может быть, двадцать, а может быть,
тысячу лет. Перед лицом бога день один — как тысяча лет. Трудно определить время. И вы,