Page 15 - История одного города
P. 15
«Василием зовут меня, Ивановым сыном, по прозванию Байбаковым. Глуповский
цеховой; у исповеди и Святого Причастия не бываю, ибо принадлежу к секте фармазонов, и
есмь оной секты лжеиерей. Судился за сожитие вне брака с слободской женкой Матренкой и
признан по суду явным прелюбодеем, в каковом звании и поныне состою. В прошлом году,
зимой, — не помню, какого числа и месяца, — быв разбужен в ночи, отправился я, в
сопровождении полицейского десятского, к градоначальнику нашему, Дементию
Варламовичу, и, пришед, застал его сидящим и головою то в ту, то в другую сторону мерно
помава́ющим. Обеспамятев от страха и притом будучи отягощен спиртными
напитками, стоял я безмолвен у порога, как вдруг господин градоначальник поманили меня
рукою к себе и подали мне бумажку. На бумажке я прочитал: „Не удивляйся, но попорченное
исправь“. После того господин градоначальник сняли с себя собственную голову и подали ее
мне. Рассмотрев ближе лежащий предо мной ящик, я нашел, что он заключает в одном углу
небольшой органчик, могущий исполнять некоторые нетрудные музыкальные пьесы. Пьес
этих было две: „Разорю!“ и „Не потерплю!“. Но так как в дороге голова несколько отсырела,
то на валике некоторые колки расшатались, а другие и совсем повыпали. От этого самого
господин градоначальник не могли говорить внятно или же говорили с пропуском букв и
слогов. Заметив в себе желание исправить эту погрешность и получив на то согласие
господина градоначальника, я с должным рачением завернул голову в салфетку и отправился
домой. Но здесь я увидел, что напрасно понадеялся на свое усердие, ибо как ни старался я
выпавшие колки утвердить, но столь мало успел в своем предприятии, что при малейшей
неосторожности или простуде колки вновь вываливались, и в последнее время господин
градоначальник могли произнести только: п-плю! В сей крайности, вознамерились они
сгоряча меня на всю жизнь несчастным сделать, но я тот удар отклонил, предложивши
господину градоначальнику обратиться за помощью в Санкт-Петербург, к часовых и
органных дел мастеру Винтергальтеру, что и было ими выполнено в точности. С тех пор
прошло уже довольно времени, в продолжение коего я ежедневно рассматривал
градоначальникову голову и вычищал из нее сор, в каковом занятии пребывал и в то утро,
когда ваше высокоблагородие, по оплошности моей, законфисковали принадлежащий мне
инструмент. Но почему заказанная у господина Винтергальтера новая голова до сих пор не
прибывает, о том неизвестен. Полагаю, впрочем, что за разлитием рек, по весеннему
нынешнему времени, голова сия и ныне находится где-либо в бездействии. На спрашивание
же вашего высокоблагородия о том, во-первых, могу ли я, в случае присылки новой головы,
оную утвердить и, во-вторых, будет ли та утвержденная голова исправно действовать?
ответствовать сим честь имею: утвердить могу и действовать оная будет, но настоящих
мыслей иметь не может. К сему показанию явный прелюбодей Василий Иванов Байбаков
руку приложил».
Выслушав показание Байбакова, помощник градоначальника сообразил, что ежели
однажды допущено, чтобы в Глупове был городничий, имеющий вместо головы простую
укладку, то, стало быть, это так и следует. Поэтому он решился выжидать, но в то же время
послал к Винтергальтеру понудительную телеграмму 11 и, заперев градоначальниково тело
на ключ, устремил всю свою деятельность на успокоение общественного мнения.
Но все ухищрения оказались уже тщетными. Прошло после того и еще два дня;
пришла, наконец, и давно ожидаемая петербургская почта; но никакой головы не привезла.
Началась анархия, то есть безначалие. Присутственные места запустели; недоимок
накопилось такое множество, что местный казначей, заглянув в казенный ящик, разинул рот,
да так на всю жизнь с разинутым ртом и остался; квартальные отбились от рук и нагло
бездействовали; официальные дни исчезли. Мало того, начались убийства, и на самом
городском выгоне поднято было туловище неизвестного человека, в котором по фалдочкам
хотя и признали лейб-кампанца, но ни капитан-исправник, ни прочие члены временного
11 Изумительно!! — Изд .