Page 69 - История одного города

непогрешимость папы. Все это были, однако ж, одни facons de parler; 18 и в сущности виконт
готов был стать на сторону какого угодно убеждения или догмата, если имел в виду, что за
это ему перепадет лишний четвертак.
Он веселился без устали, почти ежедневно устроивал маскарады, одевался дебардером,
танцевал канкан и в особенности любил интриговать мужчин. 19 Мастерски пел он
гривуазные песенки и уверял, что этим песням научил его граф д'Артуа (впоследствии
французский король Карл X), во время пребывания в Риге. Ел сначала все, что попало, но
когда отъелся, то стал употреблять преимущественно так называемую нечисть, между
которой отдавал предпочтение давленине и лягушкам. Но дел не вершил и в администрацию
не вмешивался.
Это последнее обстоятельство обещало продлить благополучие глуповцев без конца; но
они сами изнемогли под бременем своего счастья. Они забылись. Избалованные пятью
последовательными градоначальничествами, доведенные почти до ожесточения грубою
лестью квартальных, они возмечтали, что счастье принадлежит им по праву и что никто не в
силах отнять его у них. Победа над Наполеоном еще более утвердила их в этом мнении, и
едва ли не в эту самую эпоху сложилась знаменитая пословица: шапками закидаем! —
которая впоследствии долгое время служила девизом глуповских подвигов на поле брани.
И вот последовал целый ряд прискорбных событий, которые летописец именует
"бесстыжим глуповским неистовством", но которое гораздо приличнее назвать
скоропреходящим глуповским баловством.
Начали с того, что стали бросать хлеб под стол и креститься неистовым обычаем.
Обличения того времени полны самых горьких указаний на этот печальный факт. "Было
время, — гремели обличители, — когда глуповцы древних Платонов и Сократов
благочестием посрамляли; ныне же не токмо сами Платонами сделались, но даже того
горчае, ибо едва ли и Платон хлеб божий не в уста, а на пол метал, как нынешняя некая
модная затея то делать повелевает". Но глуповцы не внимали обличителям, и с дерзостью
говорили: "Хлеб пущай свиньи едят, а мы свиней съедим — тот же хлеб будет!" И дю Шарио
не только не возбранял подобных ответов, но даже видел в них возникновение какого-то
духа исследования.
Почувствовавши себя на воле, глуповцы с какой-то яростью устремились по той
покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас же они вздумали строить башню, с
таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса. Но так как
архитекторов у них не было, а плотники были не ученые и не всегда трезвые, то довели
башню до половины и бросили, и только, быть может, благодаря этому обстоятельству
избежали смешения языков.
Но и этого показалось мало. Забыли глуповцы истинного Бога и прилепились к идолам.
Вспомнили, что еще при Владимире Красном Солнышке некоторые вышедшие из
употребления боги были сданы в архив, бросились туда и вытащили двух: Перуна и Волоса.
Идолы, несколько веков не знавшие ремонта, находились в страшном запущении, а у Перуна
даже были нарисованы углем усы. Тем не менее глуповцам показались они так любы, что
немедленно собрали они сходку и порешили так: знатным обоего пола особам кланяться
Перуну, а смердам — приносить жертвы Волосу. Призвали и причетников и требовали, чтоб
они сделались кудесниками; но они ответа не дали и в смущении лишь трепетали
воскрилиями. Тогда припомнили, что в Стрелецкой слободе есть некто, именуемый
"расстрига Кузьма" (тот самый, который, если читатель припомнит, задумывал при
Бородавкине перейти в раскол), и послали за ним. Кузьма к этому времени совсем уже оглох

18 пустые разговоры (франц.).

19 В этом ничего нет удивительного, ибо летописец свидетельствует, что этот самый дю Шарио был
впоследствии подвергнут исследованию и оказался женщиной. — Изд .