Page 86 - Лабиринт
P. 86
Баба Шура, не открывая глаз, приподняла голову и мигом опустошила рюмку.
Толик стоял над бабкой и ошарашенно глядел на нее. И вдруг захохотал. Он приседал и
корчился. Он покатывался со смеху. Это было здорово! Лежит почти мертвая — и вдруг
хвать рюмку! Во дает бабка! Во представляется!
— Что гогочешь? — недовольно спросила баба Шура и приоткрыла один глаз.
Толик захохотал еще пуще, но тут же умолк.
Дверь широко распахнулась, и вслед за мамой вошел врач. Не врач, а какой-то
геркулес. Рукава у него закатаны, как у мясника, а руки обросли густой шерстью. Геркулес
держал одним пальцем маленький чемоданчик, и казалось, дай ему гирю, он ее тоже держал
бы одним пальцем.
Мама говорила с врачом шепотом, рассказывала ему, как и отчего упала баба Шура, а
он молчал, слушал своей резиновой змеей бабкин живот, переставлял быстро блестящий
кругляшок, будто кто-то убегал из-под кругляша в бабкином животе, и доктор хмурился, был
недоволен. Потом врач взял бабкину руку. Пощупал ее.
Баба Шура лежала словно мертвая, и только востренький носик топорщился из
подушек.
Геркулес пощупал бабкину руку и вдруг отпустил ее. Рука упала. Он поднял ее снова и
снова отпустил. Рука упала.
Мама позеленела.
— Не может быть! — прошептала она и повторила: — Не может быть!..
Геркулес был неподвижен и молчалив. Лицо его словно окаменело. В третий раз взял
он бабкину руку, поднял ее, отпустил. Рука снова шлепнулась на кровать.
Мама заплакала, а геркулес вдруг сказал громовым голосом:
— Эй!
Бабка была как покойница.
— Эй, бабуся! — повторил геркулес.
Бабка смолчала.
— Симуляция, — пророкотал врач, пряча свою резиновую змею в карман и берясь
пальцем за чемоданчик.
— Как же быть? — ничего не понимая, спросила мама.
— Симуляция, я говорю, — пробухал врач. — Пульс нормальный. — И вдруг
расхохотался. — Божественная, значит, старушка-то? Оно и видно!..
Врач хлопнул дверью. Бабка открыла глаза. Мама устало опустилась на сундук.
— Представля-лась! — протянула она и заплакала. — Опять представлялась!..
— А што? — подняла бабка острый нос. — Обрадели, што померла? Наследства
захотели? — И захихикала. — Это я вас испытать захотела.
— Эх ты, испытательница! — горько сказал Толик, перестав смеяться. — А икону уже
не жалко?
Бабка насупилась и перекрестилась в пустой угол. Толик даже чертыхнулся. Ну бабка!
Хоть кол на голове ей теши!
3
Толик сидел рядом с тетей Полей на лавочке у ворот и чертил прутиком по земле.
Вышла мама. Лицо у нее было поблекшее, усталое. Еще бы, устанешь тут от бесконечных
бабкиных представлений. Толик усмехнулся, вспомнив, как бабка лежала будто мертвая. Ни
дать ни взять — лисица из басни Крылова. Но лисица — в басне, а чего бабке-то хитрить?
Зачем так представляться? Если ты серьезно обиделась, что мама икону выкинула, так разве
можно представляться? А если она проверяла, что станет мама делать, если бабка помрет?
Фу, как глупо! Толик подумал про двух старушек из магазина — мать и дочь. Та старушка,
та мать так бы представляться не стала. Да разве можно испытывать людей, что будут делать
они, если умрешь? И не просто людей — свою дочь.