Page 82 - Лабиринт
P. 82

В  тот  же  день,  вечером,  мама  позвала  Толика  в  магазин.  Он  долго  отнекивался,  но
               потом  согласился,  и  они  пошли  в  центр.  У  мамы  было  хорошее  настроение,  она  все
               улыбалась, рассказывала Толику, каким он был маленьким. Потом замолчала.
                     — Однажды ты спросил меня, — сказала она. — «Мама, — спросил ты, — а что такое
               жизнь?»  Я  удивилась  твоему  вопросу,  а  ты  добавил:  «Мне  кажется  —  это  игра». —  «Как
               это?» — спросила я, смеясь. «А как в игре: и грустно и смешно».
                     Толик улыбнулся.
                     — Сколько мне было тогда? — спросил он.
                     — Пять лет, — ответила мама.
                     — Что ж, все верно, — подтвердил он. — Жить — это и грустно и смешно.
                     Мама взглянула на него удивленно.
                     — Тебе было пять лет, что ты мог понимать?
                     — Но ведь верно? — спросил Толик, вглядываясь в маму.
                     — Потому и помню, — вздохнула она, — столько лет…
                     Они шли не спеша, говорили о всякой всячине и совсем не подозревали, что еще один
               квартал им остался, еще сто шагов, еще десять…
                     Мама остановилась. Толик взглянул вперед.
                     Из дверей магазина выходил отец. Он держал под руку маленькую, с черными, как у
               Темки, глазами женщину. По другую сторону от отца стоял Темка. Он всматривался в маму
               Толика, мама всматривалась в женщину. А отец и Толик глядели друг на друга.
                     Они потоптались немного друг против друга, и отец с новой семьей свернул в сторону.
                     Мама  качнулась,  и  Толик  подхватил  ее.  Мамино  лицо  было  белым,  губы  плотно
               сжимались. Толик думал, она заплачет, как всегда, но глаза ее были сухими, только блестели
               необычно.
                     И еще он увидел в маминых глазах отчаянность. Будто она решилась на что-то.
                     — Ты знал? — спросила она вдруг сухо, и у Толика не хватило духу соврать. Да и что
               толку врать? Он кивнул.
                     Мама коротко размахнулась и ударила Толика по щеке.
                     Толик не обиделся, не заплакал. Он смотрел на маму, будто с высоты. Будто был он на
               горке, а мама внизу.
                     Ведь  ее  же  он  пожалел,  когда  не  сказал  про  отца.  Хотел,  чтобы  мама  подольше  не
               знала. Впрочем, это глупо, конечно. Все равно бы узнала.
                     — И глупо и смешно, — сказал Толик и увидел побелевшие мамины глаза.


                                                    Часть четвертая
                                                           Пожар

                                                               1

                     Не узнавал Толик маму.
                     Все в ней переменилось: и походка, и голос, и глаза.
                     По  комнате  ходит  быстро.  Голос  звонкий  стал,  словно  металлу  в  него  добавили.  Не
               плачет, как раньше, наоборот  — глаза ясные, и  решительность в них. Только сама  — как
               струна натянутая. Затронь — сорвется и больно ударит.
                     Ходит  она  по  комнате,  делает  свои  привычные  дела,  а  сама  все  думает  напряженно.
               Спросишь о чем-нибудь — молчит, не слышит, а повторишь громче — вздрогнет, обернется.
               «Что-что?»  —  скажет  и  тут  же  опять  про  свое  думает.  Толик  даже  пугаться  стал:  не
               случилось бы чего-нибудь с ней, не попала бы под машину, вот так задумавшись, когда с
               работы идет.
                     Но самое главное — мама к бабке переменилась. Мало с ней говорит — так, о пустяках
               только, о всяких домашних делах, да и то — перекинутся словом и молчат. Бабка на маму
   77   78   79   80   81   82   83   84   85   86   87