Page 84 - Лабиринт

— Так я партейка! — сказала тетя Поля.
Но бабка рассмеялась:
— Какая ты партейка?
Тетя Поля подобралась, будто драться решила.
— А вот такая. Муж у меня партейный был, — значит, и я тоже. — Потом
усмехнулась. — Ну а ты-то, Васильевна, хоть не партейка, а неверующая, зачем идешь?
Баба Шура сгорбила острые плечики, прикинулась обиженной, но ничего не ответила,
пошла. И вдруг за камень запнулась. Чертыхнулась полным голосом. Тетя Поля
усмехнулась, подмигнула снизу Толику, и ему тоже стало весело.
Толик слез с подоконника и увидел, что мама стоит посреди комнаты в одной сорочке и
пустую миску из-под теста держит.
— Ты чего? — спросил Толик, но мама словно его не слышала.
— Ах, ты! — сказала она. — Ах ты, проклятая богомолка! Тесто извела и пышки в
церковь потащила. Убогим раздавать!
Мама быстро оделась, села на краешек сундука.
— Ах, ты! — повторила с досадой, и лицо покрылось у нее розовыми пятнами.
Вот расстроилась! Подумаешь, унесла бабка пышки, то ли еще раньше было. Но мама
все не могла успокоиться.
— Видишь, — говорила она, распаляясь, — видишь, как бабушка бога любит? Ради
него нас без еды оставила!
Мама подошла к комоду, отчаянно подергала ящик, где бабка деньги прятала.
Бесполезно! Закрыты деньги на тонкий ключик. Ничего не скажешь, устроила им сегодня
бабка великий пост. Маме, наверное, отомстить решила. Сиди теперь, жди допоздна, пока
она вернуться изволит.
Раньше бы мама только вздохнула да пошла к соседям чего-нибудь перезанять, а теперь
никуда не шла, металась по комнате.
— Стыдно ведь! — шептала она. — Стыдно побираться! И ради чего? Ради этого?..
Она остановилась, посмотрела ненавидящим взглядом в угол.
— Все ему! Все! — Мама так это сказала, что Толик понял: конечно, она не про пышки
говорит.
— Все богом своим прикрывает! — выкрикнула мама, и Толик увидел, как у нее
посветлели от гнева глаза. — И хоть бы верила! А то ведь врет все! Лицемерничает!
Никогда еще Толик не видел маму такой. Ее прямо колотило всю.
— Везде у нее бог! — кричала она. — Гадить — бог! Жизнь всем калечить — тоже бог
велит!
Мама вдруг подтащила в угол стул, сняла бабки Шурино божество и уцепилась
кусачками за гвоздь, на котором висела икона.
Гвоздь — будто ворона каркнула: «Кр-р-рак!» — из стены выскочил, а мама стояла на
стуле и вертела его, разглядывала тщательно. Будто не ржавый гвоздик, а зуб у кого-то
выдернула. И удивлялась теперь. И зубу удивлялась диковинному. И тому, что сумела
выдрать его, хоть никак на это не рассчитывала.
Толик подошел к иконе, первый раз в жизни близко ее увидел. Отер пальцем со стекла
пыль, и круг над головой у святого озарился. Живые глаза на Толика глянули, будто сразу
повеселел старец, что его достали из угла.
— Мама, — спросил Толик, — а круг над головой из золота?
— Из золота! — ответила она, усмехаясь. — Из золота, да самоварного.
И вдруг мама подняла руки вверх. Толик охнуть не успел — мелким бисером брызнуло
стекло, отскочили какие-то железки, отпали цветочки, лопнул деревянный обод.
Мама стояла над разбитой иконой, и Толик испугался, взглянув на нее. Она снова стала
покорной, как раньше. Руки словно плети висели вдоль тела.
Минуту назад он праздновал победу вместе с мамой и удивлялся, какая она сильная,
раз выдернула, словно больной зуб, ржавый гвоздь из угла. Он удивлялся маме и не боялся