Page 106 - Ленька Пантелеев
P. 106

- Пожалуйста... на минутку, - пробормотал Ленька, шаркая зачем-то ногой.
                     - Ну, бог с вами, идите. Недолго только. Сейчас обход будет.
                     Большая больничная палата была плотно забита койками. Не успел Ленька переступить
               порог, как в носу у него защекотало от крепкого запаха аптеки, уборной и кислых снетковых
               щей. Он робко шел за Феклой Семеновной, а со всех сторон смотрели на него из-под бинтов и
               повязок  -  любопытные  и  бесстрастные,  голубые,  карие,  серые,  веселые,  грустные,  злые,
               добрые,  измученные  и  уже  потухающие  глаза.  Во  всех  углах  разговаривали,  кашляли,
               бредили, стонали, смеялись, щелкали костяшками домино, стучали кружками и оловянными
               мисками...
                     Кривцов лежал в самом конце палаты, у окна. Ленька в испуге остановился, увидев, как
               похудел и осунулся председатель. Он стал еще больше похож на угодника с иконы. От белых
               бинтов, которыми была замотана его голова, лицо его казалось еще темнее. Красивая русая
               борода  была  коротко  острижена.  Он  лежал  на  спине,  полузакрыв  ввалившиеся  глаза,  и
               шевелил губами.
                     - Василий Федорович, не спишь? Гостя прицела...
                     Он с трудом открыл глаза, неудобно повернул голову и прищурился.
                     - А-а! - сказал он слабым голосом, улыбаясь и делая попытку приподняться на локте. -
               Здравствуйте! Это как же вы? Какими судьбами?
                     - Я так... случайно, - забормотал Ленька, тоже пробуя улыбнуться. - Мы ведь не знали, не
               думали, что вы...
                     - Думали, что я богу душу отдал? Да?
                     Он  держал  Ленькину  руку  в  своей  большой  теплой  руке  и  с  улыбкой  смотрел  на
               мальчика.
                     - Я рад, - сказал он тихо.
                     Ленька  присел  на  корточки.  Он  тоже  чувствовал  огромную  радость,  он  чувствовал
               нежность  к  этому  большому,  сильному,  связанному  бинтами  и  прикованному  к  постели
               человеку, но не знал, какими словами сказать об этом.
                     -  Вы  садитесь,  -  зашевелился  Кривцов.  -  Вот  табуреточка...  Скиньте  с  нее...  Фекла,
               помоги...
                     На табуретке стояла бутылка с молоком, лежали круглый хлеб, яйца, несколько огурцов
               и тоненькая книжечка с вложенным в нее карандашом.
                     - Ничего... спасибо, - сказал Ленька. - Я так. Мне ведь скоро идти...
                     Он сидел на корточках и несмело поглаживал руку Василия Федоровича.
                     -  Ну,  что  там  у  нас...  дома,  в  деревне?  -  полузакрыв  глаза,  спрашивал  Василий
               Федорович.
                     -  Ничего...  так...  все  в  порядке,  -  бодрым  голосом  отвечал  Ленька,  чувствуя  на  себе
               беспокойный, настороженный взгляд Феклы Семеновны. - Ваша изба в целости... Я заходил,
               видел.
                     -  Да  я  не  о  том.  Я  хотел  спросить:  кто  там  у  нас  верховодит?  Глебовы-то  еще
               хозяйничают?
                     - Да. Федор Глебов на днях лавку открыл. Торгует. Сыновья его, которые раньше в лесу
               скрывались, теперь дома живут. А с Хорькой я не играю больше.
                     - Это почему ж так?
                     - Вы же знаете, почему, - нахмурился Ленька.
                     Он смотрел на Кривцова и думая, что председатель очень изменился. Не в том дело, что
               его остригли и что он похудел. Голос у него был расслабленный, больной, но в этом голосе не
               было уже тех нежных, девичьих ноток, которые так поразили Леньку когда-то в сумерках на
               Большой дороге.
                     -  Ничего,  -  говорил  он  с  невеселой  усмешкой.  -  Пускай  похозяйничают,  потешатся
               напоследок...  Ведь,  дураки  пошехонские,  не  понимают  и  понять  не  хотят,  что  Советская
               власть - навечно, что ее ни вилами, ни топорами, ни английскими пулеметами не сокрушить...
               Помните? - сказал он, открывая глаза. И опять в его голосе зазвучали теплые певучие нотки,
   101   102   103   104   105   106   107   108   109   110   111