Page 111 - Ленька Пантелеев
P. 111
Сам Ленька за лето сильно вытянулся. Штаны и рубахи, которые привозила из
Петрограда мать, были ему уже коротки, с каждым разом их все труднее и труднее было
напяливать на себя. Глядя на свои худые длинные кисти, торчавшие из рукавов, и на
неприлично голые, исцарапанные коленки, Ленька представлял себя со стороны, и ему
вспоминался крестный брат его Сережа Бутылочка.
Подросли, возмужали, отъелись на деревенских хлебах, покрепчали на деревенском
воздухе и младшие птенцы Александры Сергеевны. Особенно отличался Вася. Ростом и
телосложением он уже давно обогнал старшего брата и, хотя во всем остальном по-прежнему
оставался "совершенно нормальным ребенком", читал немного, в меру, любил пошалить,
пошуметь, поплакать, физической силы у него было на пятерых, и девать ее мальчику было
некуда. Вероятно, именно поэтому его постоянно тянуло туда, куда Леньку и калачами было
не заманить. То он помогал соседу запрягать лошадь, то, не жалея сил, по нескольку часов
подряд вывозил в тяжелой тачке навоз на нянькин огород, то просто бегал по улице и хлопал,
стрелял огромным пастушеским бичом, стараясь, чтобы звук получился погромче - на манер
пистолетного выстрела.
Ляля тоже подросла, жила интересами деревенских девочек, бегала смотреть на
посиделки, фальшивым, срывающимся голоском пела тягучие девичьи песни, ссорилась и
мирилась с подругами, выклянчивала у няньки лоскутки для кукольных платьев... Ленька
пробовал учить сестренку читать, но из попыток его ничего не вышло, - учитель он оказался
плохой. На первом же уроке он так вспылил, раскричался, что Ляля с воплями выскочила из
горницы, после чего образование ее надолго застряло на буквах "А" и "Б".
И все-таки Ленька не скучал. Осенью он еще больше пристрастился к чтению, к
одиноким прогулкам. Не обращая внимания на язвительные взгляды ребят и взрослых и
рискуя окончательно прослыть "чумовым", он способен был часами бродить под березами
Большой дороги и бормотать стихи.
В одну из своих поездок в Петроград Александра Сергеевна привезла несколько книжек
Некрасова. Ленька, который и раньше знал немало некрасовских стихов, теперь буквально
упивался ими. Особенное удовольствие доставляло ему читать эти стихи на Большой дороге.
Было какое-то очарование в том, что именно здесь, на этой "широкой дороженьке", под этими
шишковатыми старыми березами происходили когда-то события, о которых говорилось в
стихах. Ведь именно здесь шли гуськом семь русских мужиков, искателей счастья. Навстречу
им - той же дорогой брели "мастеровые, нищие, солдаты, ямщики"... Обгоняя их, неслись с
базара "акцизные чиновники с бубенчиками, с бляхами" и летел, качался в тройке с
колокольчиком "какой-то барин кругленький, усатенький, пузатенький, с сигарочкой во рту"...
И даже дальнее село, голубые купола которого выглядывали из-за холмов, было то
самое, о котором рассказывал поэт:
Две церкви в нем старинные,
Одна старообрядская,
Другая православная.
И еще одна прелесть заключалась в этих прогулках. И стихи, и места, где он читал их,
напоминали мальчику Василия Федоровича Кривцова, единственного человека, к которому он
крепко и по-настоящему привязался в Чельцове.
В конце лета в деревню приехала бежавшая из Петрограда от голода Ленькина тетка с
дочерью Ирой. Но к этому времени и в деревне было уже не слишком сытно. Поля в этом году
стояли наполовину несеянные. В Ярославле мятеж был давно подавлен, но в уездах еще долго
шла жестокая борьба, и работать людям было некогда.
В Чельцове царило безвластие. Лавочники Семенов и Глебов торговали медными
венчальными кольцами, цветочным чаем и гуталином; дезертиры варили самогон,
пьянствовали... В лесах скрывались теперь те, кто стоял за Советскую власть.
В престольный праздник успения сгорела изба Игнатия Симкова, который в отсутствие
Василия Федоровича возглавлял комитет деревенской бедноты. Дня через два после этого
Ленька проснулся на рассвете, услышав за окном знакомое постукивание пулемета.