Page 135 - Ленька Пантелеев

Но уже на следующий день, явившись на занятия в профшколу, Ленька понял, что
радость его была преждевременной и что гордиться ему пока что нечем.
Начались мучения, о которых он и не подозревал, поступая в профшколу.
Он полтора года не брал в руки учебника, забыл дроби, с грехом пополам помнил
таблицу умножения, а в классе, куда он попал, проходили уже алгебру и геометрию.
Первое время Ленька еще пытался что-то понять. Вытягивая шею, он, не мигая, смотрел
на доску, на которой товарищ его по классу бойко вычерчивал мелом загадочные фигурки -
черточки, треугольнички, дужки, украшая их, как елку игрушками, не менее загадочными
нерусскими буквами: а, в, с, d...
Он внимательно и почтительно слушал учителя, торопливо и с ошибками записывал в
тетрадь незнакомые, ничего не говорящие ему слова вроде "медиана", "биссектриса",
"гипотенуза", и чем дальше, тем больше приходил в уныние: он очень хотел понять
что-нибудь и ровно ничего не понимал.
Наконец он махнул рукой, оставил попытки разобраться в этой абракадабре и занялся
своими делами: читал или пописывал стишки.
Последнее время его опять потянуло к сочинительству. Еще в первые дни своего
пребывания в комсомоле, узнав о разгроме колчаковских войск в Сибири, он написал стихи
под названием "Черный ворон":
Не вей над нами, черный ворон,
Ты нам не страшен уж теперь.
Для всех тиранов и злодеев
В Россию уж закрыта дверь.
Не надо нам цепей железных,
И их у нас уж больше нет...
Эти стихи он прочел Юрке.
- Ничего... Молодец! - удивился Юрка. - В общем, довольно прилично получилось.
Только, пожалуй, ужей слишком много.
- Каких ужей?
- Уж, уж...
- Без них не получается, - сказал, покраснев, Ленька.
- А ты попробуй, поработай, - посоветовал Юрка. - Над стихом надо работать. Пушкин, я
где-то читал, по восемьдесят раз одно стихотворение переписывал.
Ленька переписал своего "Черного ворона" одиннадцать раз. Дня через два он показал
новый вариант Юрке.
Не вей над нами, черный ворон,
Ты нам не страшен ведь теперь.
Для всех тиранов и вампиров
В Россию ведь закрыта дверь...
- Вот... Гораздо лучше стало, - похвалил снисходительный Юрка.
Теперь Ленька писал потихоньку от всех пьесу. Придумывать ее он начал еще в
прошлом году, в Казани, когда жил у Франца. Пьеса была в стихах, из казачьей жизни, и в
подзаголовке ее почему-то стояло: "революционная опера". Перед каждым куплетом,
которые, по Ленькиной мысли, актеры должны были петь, в скобках стояло: на мотив
"Яблочка", на мотив "Смело, товарищи, в ногу", на мотив "Кари глазки", на мотив "Маруся
отравилась", на мотив "Шумел-гремел пожар московский"...
В этих поэтических упражнениях Ленька находил хоть и небольшое, а все-таки
утешение. А вообще он чувствовал себя довольно паршиво. Больше всего он боялся, что о его
неудачах в школе узнает Юрка. Конечно, он мог и сам рассказать обо всем Юрке. Но он
стеснялся. Как же это так: о нем заботятся, его поместили в хорошую школу, устроили не во
второй и не в первый, а сразу в третий класс, и вдруг он придет и скажет: "Я не могу
заниматься... ничего не понимаю".
Когда Юрка спрашивал, как у него дела в школе, он пожимал плечами и неопределенно