Page 51 - Ленька Пантелеев

Василий Федорович оборвал себя, остановился, посмотрел на черный задымленный
потолок и с каким-то необыкновенным чувством, как молитву, прочел:
Эх, эх! Придет ли времечко?
Приди, приди, желанное,
Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого,
Белинского и Гоголя
С базара понесет?!.
Потом помолчал, улыбнулся и сказал:
- Ну, вот, ведь и пришло оно, кажись. А?
- Кто? Почему? - не понял Ленька.
Но Кривцов не расслышал его. Он еще раз прошелся по избе, остановился у маленького
кривобокого окошка, задумчиво постучал пальцем по ветхому, заклеенному во многих местах
газетной бумагой стеклу и, грустно усмехнувшись, сказал, как бы отвечая на какие-то
собственные, очень горькие мысли:
- А ведь не понимают, черти... Ни хрена, дураки пошехонские, не понимают!..
...В середине июня в уезде объявился атаман. Никому не известный доселе приказчик
Хохряков из города Ростова объединил вокруг себя разрозненные отряды зеленогвардейцев и
встал во главе кулацкого движения. Нигде подолгу не останавливаясь, этот новоявленный
полководец разъезжал со своими головорезами из волости в волость, громил совдепы и
комитеты бедноты, убивал коммунистов и сочувствующих, грабил потребительские лавки и
шел дальше.
По вечерам Ленька слышал, как на завалинке у нянькиной избы шушукались бабы:
- А в Колдобине, бабоньки, чу, комиссара в колодце стопили...
- А в Больших-от Солях исполком хохряковцы сожгли...
- А в Никольском-от, чу, карателя ночью зарезали...
Однажды воскресным утром, когда Ленька чистил в сенях свои желтые скороходовские
баретки, он услышал на улице громкий, не то испуганный, не то восторженный мальчишеский
голос:
- Хохряковцы идут!!!
Не дочистив бареток, со щеткой в руке он выбежал на улицу. По деревне, в сторону
Большой дороги, уже неслась, взметая пыль, целая туча мальчишек и девчонок. А навстречу
им вваливалась в деревню пестрая и нестройная толпа пеших и всадников.
Впереди, на порядочном расстоянии от других, ехал на белой лошади человек в синем
городском пиджаке, на котором странно и даже нелепо выглядела кожаная желтая портупея.
Маленькую голову всадника венчала офицерская английская фуражка, в руке он держал стек.
Под вздернутым смешным носиком щеточкой торчали крохотные усики.
Из толпы ребят уже показывали на всадника пальцами, и слышался восторженный
шепот:
- Сам... Это сам... Вот убиться - это он, Хохряков!..
Следом за атаманом ехал знаменосец. На плюшевой темно-зеленой, тронутой молью
портьере, на которой еще сохранились кисточки и медные кольца, белым шелком было
нескладно вышито:
ВЪ БОРЬБЕ ОБРЪТЕШТЫ ПРАВО CBOЪ!
Рядом со знаменосцем красивый курчавый парень в лихо заломленной на затылок
солдатской фуражке растягивал мехи тальянки и сквозь зубы напевал "Хаз-Булата"{88}.
Остальные лениво и нестройно подтягивали ему...
Нянькина изба стояла второй от Большой дороги. Внезапно атаман зеленых повернул
коня к открытому окошку, постучал стеком по подоконнику и хриплым пропойным голосом
крикнул:
- Эй, хозяйка!
Няньки дома не было. Она еще до света ушла в село Красное - к ранней обедне. Из окна