Page 52 - Ленька Пантелеев

выглянула Ленькина мать. Увидев перед собой городскую женщину, празднично одетую
(Александра Сергеевна тоже собиралась с ребятами в церковь), Хохряков как будто слегка
опешил, приложил руку к широкому козырьку английской фуражки и сказал:
- Пардон. Я очень извиняюсь. Могу я попросить вашей любезности дать мне ковшик
холодной воды?
- Пожалуйста, - сказала Александра Сергеевна, улыбаясь и с интересом разглядывая
этого галантного наездника. - Может быть, вам дать квасу? У нас - холодный, с ледника...
- О, преогромное мерси!
Ленька стоял в толпе ребят и видел, как мать подала в окно большой деревянный ковш и
как этот величественный человек громко, с прихлюпом вылакал его до дна, крякнул, вытер
рукавом свои смешные поросячьи усики и, возвращая хозяйке ковш, сказал:
- Вот это называется - да! Квасок, как говорится, ударяет в носок...
Потом оглянулся, наклонился в седле и негромко, но так, что Ленька все-таки слышал
каждое его слово, сказал:
- А что, мадам, вы, я вижу, не здешняя?
- Нет, - сказала Александра Сергеевна. - Мы приезжие.
- Откуда?
- Из Петрограда... Бежали от голода.
- Так... - Хохряков еще ниже нагнулся в седле и еще тише сказал: - А скажите, -
коммунисты в деревне есть?
- Не знаю, - нахмурилась Александра Сергеевна. - По-моему, нет... А впрочем, я никогда
не задумывалась над этим вопросом...
Ленька взглянул на Хохрякова и вдруг увидел, что лицо у него уже не смешное, а
страшное. Ноздри маленького носа раздулись. На скулах забегали желваки. Тонкие поджатые
губы сжались еще плотнее...
...Что-то как будто стегнуло мальчика. Незаметно выбравшись из толпы, он юркнул в
открытые ворота, пробежал по нянькиным гуменникам на задворки и, перелезая через чужие
плетни, ломая чужие кусты и топча чужие грядки, за минуту домчался до председателевой
избы.
Во дворе некрасивая жена Кривцова торопливо сдергивала с веревок еще не высохшее
белье. Услышав за спиной шаги, она испуганно оглянулась.
- Что? - сказала она, и скуластое бледное лицо ее еще больше побледнело.
- Василий Федорыч дома? - запыхавшись, проговорил Ленька.
- Нету его, нету, - почти прокричала хозяйка и, спохватившись, договорила не так
громко: - В волость они ушедши...
"Слава богу!" - подумал Ленька.
Срывая с веревки белье, хозяйка с удивлением поглядывала на Ленькину руку. Только
тут Ленька заметил, что держит в руке рыжую сапожную щетку. Смутившись, он сунул ее в
карман и спросил:
- А давно?
- Что?
- Ушел он...
- Да, да, давно он ушел. Спозаранок еще. Скоро не будет.
"Но ведь он не знает, он может вернуться", - подумал Ленька. И вдруг почувствовал
ужас, когда понял, что может произойти, если Кривцов раньше времени вернется в деревню.
Не думая о том, что делает, забыв, что его ждут дома, он побежал на дорогу, ведущую в
волость. Минут двадцать он проторчал на бугре у мельницы, откуда далеко была видна и
проселочная дорога, и обсаженный березами большак, и даже голубые маковки двух
красносельских церквей.
Похаживая взад и вперед по бугру и поглядывая на дорогу, он вдруг заметил, что в
кустах по ту сторону мельницы прячется какой-то человек. Вглядевшись, он увидел, что это
мальчик, а вглядевшись еще внимательнее, узнал огненно-красную голову Игнаши Глебова.