Page 82 - Мой генерал
P. 82

На гражданскую войну…

                     Расходились  шумно,  дед  каждому  жал  руку,  желал  успехов.  Последним  выходил
               Пухов. Я уже на площадке был, провожал ребят, но разговор услышал.
                     Газовый Баллон сказал:
                     – Извините меня, Антон Петрович.
                     – За что? – удивился дедушка.
                     – За белку, – ответил Кирилл.
                     – Это ты ее убил? – спросил строго дед.
                     – Нет, – ответил Пухов.
                     – За что же извиняешься?
                     – Я рядом стоял и смотрел, – ответил Газовый Баллон.
                     Он вылетел из двери как пробка. Я едва успел посторониться. Кирилл был красный как
               рак. На меня он даже не взглянул.
                     «Ну и дела!» – подумал я.
                     Когда  ребята  ушли,  дед  отправился  за  почтой.  Вернулся  побледневший.  В  руке
               распечатанный  конверт.  Я  думал,  он  снова  его  разорвет,  но  дед  сунул  письмо  в  карман,
               уселся в кресло, взял  книжку. Смотрит в книгу и ничего не видит. Остановился на одной
               странице, дальше не листает. Я накапал ему лекарства, удивился:
                     – На тебе лица нет.
                     – Пустяки, – ответил дед, – наверное, от взрыва.
                     От взрыва! От взрыва он себя прекрасно чувствовал, я же не слепой. От письма, вот от
               чего.
                     Бывает же так! Сидят в одной комнате два близких человека, и не ссорились, а молчат.
               Дедушка  молчит.  И  я  молчу.  Что  ни  спрошу,  он  ответит  кратко  и  снова  думает.  Думает,
               думает, думает…
                     Вскочит,  походит  по  комнате  большими  шагами,  в  кухню  выйдет,  покурит.  Снова
               сидит. Опять молчит. И так до самой ночи.
                     Меня  просто зло  разбирает. Вот  как можно, оказывается! Родному  внуку не  сказать!
               Что там стряслось еще?
                     Скажу  вам  честно  –  все  во  мне  спуталось.  Беспокойство  за  деда  –  вон  какой
               пришибленный сидит. И досада на него – будто поделиться не может. Ведь сразу же легче
               станет!
                     И я решил ему помочь. Пусть бесчестным путем, но все равно помочь.
                     Еще вечером задумал – как только уснем, возьму я это письмо и прочитаю. Будь что
               будет. И утром дедушке скажу, чтобы перестал хандрить. Не стоит выеденного яйца. Разве
               не так?
                     Никакое письмо не стоит, чтобы из-за него расстраиваться.
                     Мы легли спать, и меня сразу потянуло в сон.
                     Знаете, как в сон тянет? Вдруг – раз! – ты куда-то проваливаешься. В какую-то пустоту.
               (Чтобы не уснуть, главное  – в эту пустоту не провалиться. Очнуться, головой встряхнуть!
               Выбраться из пустоты. Если в комнате темно уже – на окошко посмотреть. Окошко ночью
               светлее, если лето на улице.
                     Я раза три проваливался. Но выбирался из сна. Поглядывал – спит ли дедушка. Он не
               спал.  Лежал  с  открытыми  глазами.  Наконец  я  увидел,  что  спит.  Глаза  закрыты.  Чтобы
               убедиться, я на цыпочках к нему подошел – посмотрел поближе. Спит!
                     Я подкрался к брюкам. Залез в карман. И тут, как назло, мелочь из кармана посыпалась.
               Забренчала! Я дышать перестал. Замер! Вот позор будет, если дедушка проснется и увидит
               меня за этим занятием!
                     Но в комнате было тихо. Я снова полез в карман. Письмо захрустело, будто вафельное.
               Наконец вытащил. Пошел на цыпочках в ванную, включил свет, заперся. Развернул письмо.
                     Оно было написано мелкими буквами. Я торопился и не все разбирал. «Дорогой Антон
   77   78   79   80   81   82   83   84   85   86   87