Page 13 - Повести Белкина

вступления французов. Память его казалась священною для Маши; по крайней мере она
берегла все, что могло его напомнить: книги, им некогда прочитанные, его рисунки, ноты и
стихи, им переписанные для нее. Соседи, узнав обо всем, дивились ее постоянству и с
любопытством ожидали героя, долженствовавшего, наконец, восторжествовать над
печальной верностию этой девственной Артемизы.
Между тем война со славою была кончена. Полки наши возвращались из-за границы.
5
Народ бежал им навстречу. Музыка играла завоеванные песни: Vive Henri-Quatre,
тирольские вальсы и арии из Жоконда. Офицеры, ушедшие в поход почти отроками,
возвращались, возмужав на бранном воздухе, обвешанные крестами. Солдаты весело
разговаривали между собою, вмешивая поминутно в речь немецкие и французские слова.
Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове
отечество ! Как сладки были слезы свидания! С каким единодушием мы соединяли чувства
народной гордости и любви к государю! А для него какая была минута!
Женщины, русские женщины были тогда бесподобны. Обыкновенная холодность их
исчезла. Восторг их был истинно упоителен, когда, встречая победителей, кричали они: ура!

И в воздух чепчики бросали.
Кто из тогдашних офицеров не сознается, что русской женщине обязан он был лучшей,
драгоценнейшей наградою?..
В это блистательное время Марья Гавриловна жила с матерью в *** губернии и не
видала, как обе столицы праздновали возвращение войск. Но в уездах и деревнях общий
восторг, может быть, был еще сильнее. Появление в сих местах офицера было для него
настоящим торжеством, и любовнику во фраке плохо было в его соседстве.
Мы уже сказывали, что, несмотря на ее холодность, Марья Гавриловна все
по-прежнему окружена была искателями. Но все должны были отступить, когда явился в ее
замке раненый гусарский полковник Бурмин, с Георгием в петлице и с интересной
бледностию, как говорили тамошние барышни. Ему было около двадцати шести лет. Он
приехал в отпуск в свои поместья, находившиеся по соседству деревни Марьи Гавриловны.
Марья Гавриловна очень его отличала. При нем обыкновенная задумчивость ее оживлялась.
Нельзя было сказать, чтоб она с ним кокетничала; но поэт, заметя ее поведение, сказал бы:

6
Se amor non и, che dunque?..

Бурмин был в самом деле очень милый молодой человек. Он имел именно тот ум,
который нравится женщинам: ум приличия и наблюдения, безо всяких притязаний и
беспечно насмешливый. Поведение его с Марьей Гавриловной было просто и свободно; но
что б она ни сказала или ни сделала, душа и взоры его так за нею и следовали. Он казался
нрава тихого и скромного, но молва уверяла, что некогда был он ужасным повесою, и это не
вредило ему во мнении Марьи Гавриловны, которая (как и все молодые дамы вообще) с
удовольствием извиняла шалости, обнаруживающие смелость и пылкость характера.
Но более всего… (более его нежности, более приятного разговора, более интересной
бледности, более перевязанной руки) молчание молодого гусара более всего подстрекало ее
любопытство и воображение. Она не могла не сознаваться в том, что она очень ему
нравилась; вероятно, и он, с своим умом и опытностию, мог уже заметить, что она отличала
его: каким же образом до сих пор не видала она его у своих ног и еще не слыхала его
признания? Что удерживало его? робость, неразлучная с истинною любовию, гордость или
кокетство хитрого волокиты? Это было для нее загадкою. Подумав хорошенько, она решила,

5 Да здравствует Генрих Четвертый (фр.) .

6 Если это не любовь, так что же?.. (итал.) .