Page 19 - СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ РАССКАЗЫ

веселый юнкер Жвадчевский.

7

Все больше и больше раненых на носилках и пешком, поддерживаемых один другими и
громко разговаривающих между собой, встречалось князю Гальцину.
– Как они подскочили, братцы мои, – говорил басом один высокий солдат, несший два
ружья за плечами, – как подскочили, как крикнут: Алла, Алла! 11 так-так друг на друга и
лезут. Одних бьешь, а другие лезут – ничего не сделаешь. Видимо-невидимо…
Но в этом месте рассказа Гальцин остановил его.
– Ты с бастиона?
– Так точно, ваше благородие.
– Ну, что там было? Расскажи.
– Да что было? Подступила их, ваше благородие, сила, лезут на вал, да и шабаш.
Одолели совсем, ваше благородие!
– Как одолели? Да ведь вы отбили же?
– Где тут отбить, когда его вся сила подошла: перебил всех наших, а сикурсу не
подают. (Солдат ошибался, потому что траншея была за нами, по это – странность, которую
всякий может заметить: солдат, раненный в деле, всегда считает его проигранным и ужасно
кровопролитным.)
– Как же мне говорили, что отбили, – с досадой сказал Гальцин.
В это время поручик Непшитшетский в темноте, по белой фуражке, узнав князя
Гальцина и желая воспользоваться случаем, чтобы поговорить с таким важным человеком,
подошел к нему.
– Не изволите ли знать, что это такое было? – спросил он учтиво, дотрогиваясь рукою
до козырька.
– Я сам расспрашиваю, – сказал князь Гальцин и снова обратился к солдату с двумя
ружьями, – может быть, после тебя отбили? Ты давно оттуда?
– Сейчас, ваше благородие! – отвечал солдат. – Вряд ли, должно, за ним траншея
осталась, – совсем одолел.
– Ну, как вам не стыдно – отдали траншею. Это ужасно! – сказал Гальцин, огорченный
этим равнодушием. – Как вам не стыдно! – повторил он, отворачиваясь от солдата.
– О! это ужасный народ! Вы их не изволите знать, – подхватил поручик
Непшитшетский, – я вам скажу, от этих людей ни гордости, ни патриотизма, ни чувства
лучше не спрашивайте. Вы вот посмотрите, эти толпы идут, ведь тут десятой доли нет
раненых, а то всё асистенты, только бы уйти с дела. Подлый народ! Срам так поступать,
ребята, срам! Отдать нашу траншею! – добавил он, обращаясь к солдатам.
– Что ж, когда сила! – проворчал солдат.
– И! ваши благородия, – заговорил в это время солдат с носилок, поравнявшихся с
ними, – как же не отдать, когда перебил всех почитай? Кабы наша сила была, ни в жисть бы
не отдали. А то что сделаешь? Я одного заколол, а тут меня как ударит… О-ох, легче,
братцы, ровнее, братцы, ровней иди… о-о-о! – застонал раненый.
– А в самом деле, кажется, много лишнего народа идет, – сказал Гальцин, останавливая
опять того же высокого солдата с двумя ружьями. – Ты зачем идешь? Эй ты, остановись!
Солдат остановился и левой рукой снял шапку.
– Куда ты идешь и зачем? – закричал он на него строго. – Него…
Но в это время, совсем вплоть подойдя к солдату, он наметил, что правая рука его была
за обшлагом и в крови выше локтя.

11 Наши солдаты, воюя с турками, так привыкли к этому крику врагов, что теперь всегда рассказывают, что
французы тоже кричат «Алла!" (Л. Толстой)