Page 29 - СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ РАССКАЗЫ

потащился назад. Батальон уже был под горой на место и почти вне выстрелов, когда
Михайлов догнал его. Я говорю: почти вне выстрелов, потому что изредка залетали и сюда
шальные бомбы (осколком одной в эту ночь убит один капитан, который сидел во время дела
в матросской землянке).
«Однако надо будет завтра сходить на перевязочный пункт записаться, – подумал
штабс-капитан, в то время как пришедший фельдшер перевязывал его, – это поможет к
представленью».

14

Сотни свежих окровавленных тел людей, за 2 часа тому назад полных разнообразных,
высоких и мелких надежд и желаний, с окоченелыми членами, лежали на росистой цветущей
долине, отделяющей бастион от траншеи, и на ровном полу часовни Мертвых в Севастополе;
сотни людей – с проклятиями и молитвами на пересохших устах – ползали, ворочались и
стонали, – одни между трупами на цветущей долине, другие на носилках, на койках и на
окровавленном полу перевязочного пункта; а все так же, как и в прежние дни, загорелась
зарница над Сапун-горою, побледнели мерцающие звезды, потянул белый туман с шумящего
темного моря, зажглась алая заря на востоке, разбежались багровые длинные тучки по
светло-лазурному горизонту, и все так же, как и в прежние дни, обещая радость, любовь и
счастье всему ожившему миру, выплыло могучее, прекрасное светило.

15

На другой день вечером опять егерская музыка играла на бульваре, и опять офицеры,
юнкера, солдаты и молодые женщины празднично гуляли около павильона и по нижним
аллеям из цветущих душистых белых акаций.
Калугин, князь Гальцин и какой-то полковник ходили под руки около павильона и
говорили о вчерашнем деле. Главною путеводительною нитью разговора, как это всегда
бывает в подобных случаях, было не самое дело, а то участие, которое принимал, и
храбрость, которую выказал рассказывающий в деле. Лица и звук голосов их имели
серьезное, почти печальное выражение, как будто потери вчерашнего дня сильно трогали и
огорчали каждого, но, сказать по правде, так как никто из них не потерял очень близкого
человека (да и бывают ли в военном быту очень близкие люди?), это выражение печали было
выражение официальное, которое они только считали обязанностью выказывать. Напротив,
Калугин и полковник были бы готовы каждый день видеть такое дело, с тем чтобы только
каждый раз получать золотую саблю и генерал-майора, несмотря на то, что они были
прекрасные люди. Я люблю, когда называют извергом какого-нибудь завоевателя, для своего
честолюбия губящего миллионы. Да спросите по совести прапорщика Петрушова и
подпоручика Антонова и т. д., всякий из них маленький Наполеон, маленький изверг и
сейчас готов затеять сражение, убить человек сотню для того только, чтоб получить лишнюю
звездочку или треть жалованья.
– Нет, извините, – говорил полковник, – прежде началось на левом фланге. Ведь я был
там.
– А может быть, – отвечал Калугин, – я больше был на правом; я два раза туда ходил:
один раз отыскивал генерала, а другой раз так, посмотреть ложементы пошел. Вот где жарко
было.
– Да уж, верно, Калугин знает, – сказал полковнику князь Гальцин, – ты знаешь, мне
нынче В… про тебя говорил, что ты молодцом.
– Потери только, потери ужасные, – сказал полковник тоном официальной печали: – У
меня в полку 400 человек выбыло. Удивительно, как я жив вышел оттуда.
В это время навстречу этим господам, на другом конце бульвара, показалась лиловатая
фигура Михайлова на стоптанных сапогах и с повязанной головой. Он очень сконфузился,