Page 25 - СЕВАСТОПОЛЬСКИЕ РАССКАЗЫ
P. 25

Решительно  не  отдавая  себе  отчета,  где  и  зачем  он  был,  юнкер  стал  на  место  и  с
               невольно сдержанным дыханием и холодной дрожью, пробегавшей по спине, бессознательно
               смотрел вперед в темную даль, ожидая чего-то страшного. Ему, впрочем, не столько страшно
               было, потому что стрельбы не было, сколько дико, странно было подумать, что он находился
               вне крепости, в поле. Опять батальонный командир впереди сказал что-то. Опять шепотом
               заговорили офицеры, передавая приказания, и черная стена первой роты вдруг опустилась.
               Приказано было лечь. Вторая рота легла также, и Пест, ложась, наколол руку на какую-то
               колючку. Не лег только один командир 2-й роты, его невысокая фигура, с вынутой шпагой,
               которой он размахивал, не переставая говорить, двигалась перед ротой.
                     – Ребята! смотри, молодцами у меня! С ружей не палить, а штыками их, каналий. Когда
               я  крикну  «ура!»  –  за  мной  и  не  отставать…  Дружней,  главное  дело…  покажем  себя,  не
               ударим лицом в грязь, а, ребята? За царя, за батюшку! – говорил он, пересыпая свои слова
               ругательствами и ужасно размахивая руками.
                     – Как фамилия нашего ротного командира? – спросил Пест у юнкера, который лежал
               рядом с ним. – Какой он храбрый!
                     – Да, как в дело, всегда – мертвецки, – отвечал юнкер, – Лисинковский его фамилия.
                     В  это  время  перед  самой  ротой  мгновенно  вспыхнуло  пламя,  раздался  ужаснейший
               треск, оглушил всю роту, и высоко в воздухе зашуршели камни и осколки (по крайней мере,
               секунд  через  50  один  камень  упал  сверху  и  отбил  ногу  солдату).  Это  была  бомба  с
               элевационного  станка,  и  то,  что  она  попала  в  роту,  доказывало,  что  французы  заметили
               колонну.
                     – Бомбами  пускать!  Сук(ин)      сын…  е..  твою  м…  Дай  только  добраться,  тогда
               попробуешь  штыка  трехгранного  русского,  проклятый! –  заговорил  ротный  командир  так
               громко,  что  батальонный  командир  должен  был  приказать  ему  молчать  и  не  шуметь  так
               много.
                     Вслед  за  этим  первая  рота  встала,  за  ней  вторая  –  приказано  было  взять  ружья
               наперевес, и батальон пошел вперед. Пест был в таком страхе, что он решительно не помнил,
               долго  ли?  куда?  и  кто,  на  что?  Он  шел  как  пьяный.  Но  вдруг  со  всех  сторон  заблестело
               мильон огней, засвистело, затрещало что-то; он закричал и побежал куда-то, потому что все
               бежали и все кричали. Потом он спотыкнулся и упал на что-то – это был ротный командир
               (который был ранен впереди роты и, принимая юнкера за француза, схватил  его за ногу).
               Потом, когда он вырвал ногу и приподнялся, на него в темноте спиной наскочил какой-то
               человек  и  чуть  опять  не  сбил  с  ног,  другой  человек  кричал:  «Коли  его!  что  смотришь?»
               Кто-то взял ружье и воткнул штык во что-то мягкое. «A moi, camarades! Ah, sacre b….. Ah!
               Dieu!»  19  – закричал кто-то страшным, пронзительным голосом, и тут только Пест понял,
               что он заколол француза.
                     Холодный пот выступил у него по всему телу, он затрясся, как в лихорадке, и бросил
               ружье. Но это продолжалось только одно мгновение; ему тотчас же пришло в голову, что он
               герой.  Он  схватил  ружье  и  вместе  с  толпой,  крича  «ура»,  побежал  прочь  от  убитого
               француза, с которого тут же солдат стал снимать сапоги. Пробежав шагов 20, он прибежал в
               траншею. Там были наши и батальонный командир.
                     – А я заколол одного! – сказал он батальонному командиру.
                     – Молодцом, барон

                                                              12

                     – А знаешь, Праскухин убит, – сказал Пест, провожая Калугина, который шел к дому.
                     – Не может быть!
                     – Как же, я сам его видел.


                 19   Ко мне, товарищи! О, черт! О, Господи! (франц.)
   20   21   22   23   24   25   26   27   28   29   30