Page 1 - Ночевала тучка золотая

Анатолий Приставкин

Ночевала тучка золотая

Посвящаю эту повесть всем ее друзьям, кто принял как свое
личное это беспризорное дитя литературы и не дал ее автору
впасть в отчаяние.

1

Это слово возникло само по себе, как рождается в поле ветер. Возникло, прошелестело,
пронеслось по ближним и дальним закоулкам детдома: «Кавказ! Кавказ!» Что за Кавказ?
Откуда он взялся? Право, никто не мог бы толком объяснить.
Да и что за странная фантазия в грязненьком Подмосковье говорить о каком-то
Кавказе, о котором лишь по школьным чтениям вслух (учебников-то не было!) известно
детдомовской шантрапе, что он существует, верней, существовал в какие-то отдаленные
непонятные времена, когда палил во врагов чернобородый, взбалмошный горец Хаджи
Мурат, когда предводитель мюридов имам Шамиль оборонялся в осажденной крепости, а
русские солдаты Жилин и Костылин томились в глубокой яме.
Был еще Печорин, из лишних людей, тоже ездил по Кавказу.
Да вот еще папиросы! Один из Кузьменышей их углядел у раненого подполковника из
санитарного поезда, застрявшего на станции в Томилине.
На фоне изломанных белоснежных гор скачет, скачет в черной бурке всадник на диком
коне. Да нет, не скачет, а летит по воздуху. А под ним неровным, угловатым шрифтом
название: «КАЗБЕК».
Усатый подполковник с перевязанной головой, молодой красавец, поглядывал на
прехорошенькую медсестричку, выскочившую посмотреть станцию, и постукивал
многозначительно ногтем по картонной крышечке папирос, не заметив, что рядом, открыв от
изумления рот и затаив дыхание, воззрился на драгоценную коробочку маленький оборвыш
Колька.
Искал корочку хлебную, от раненых, чтобы подобрать, а увидел: «КАЗБЕК»!
Ну, а при чем тут Кавказ? Слух о нем?
Вовсе ни при чем.
И непонятно, как родилось это остроконечное, сверкнувшее блестящей ледяной гранью
словцо там, где ему невозможно родиться: среди детдомовских будней, холодных, без
дровинки, вечно голодных. Вся напряженная жизнь ребят складывалась вокруг мерзлой
картофелинки, картофельных очистков и, как верха желания и мечты, — корочки хлеба,
чтобы просуществовать, чтобы выжить один только лишний военный день.
Самой заветной, да и несбыточной мечтой любого из них было хоть раз проникнуть в
святая святых детдома: в ХЛЕБОРЕЗКУ, — вот так и выделим шрифтом, ибо это стояло
перед глазами детей выше и недосягаемей, чем какой-то там КАЗБЕК!
А назначали туда, как господь бог назначал бы, скажем, в рай! Самых избранных,
самых удачливых, а можно определить и так: счастливейших на земле!
В их число Кузьменыши не входили.
И не было в мыслях, что доведется войти. Это был удел блатяг, тех из них, кто, сбежав
от милиции, царствовал в этот период в детдоме, а то и во всем поселке.
Проникнуть в хлеборезку, но не как те, избранные, — хозяевами, а мышкой, на
секундочку, мгновеньице, вот о чем мечталось! Глазком, чтобы наяву поглядеть на все
превеликое богатство мира, в виде нагроможденных на столе корявых буханок.