Page 9 - Ночевала тучка золотая

решить все вопросы: лишние рты спровадить, с преступностью расправиться да и вроде
благое дело для ребятишек сделать.
И для Кавказа, само собой.
Ребятам так и сказали: хотите, мол, нажраться, поезжайте. Там все есть. И хлеб там
есть. И картошка. И даже фрукты, о существовании которых наши шакалы и не подозревают.
Сашка тогда сказал брату: «Хочу фруктов… Вот тех, о которых этот… Который
приезжал, говорил».
На что Колька отвечал, что фрукт это и есть картошка, и он точно знает. А еще фрукт
— это директор. Своими ушами Колька слышал, как один из саперов, уходя, произнес
негромко, указывая на директора: «Тоже фрукт… От войны за детишками спасается!» —
Картошки наедимся! — сказал Сашка.
А Колька тут же ответил, что, когда шакалов привезут в такой богатый край, где все
есть, он сразу бедным станет. Вон, читал в книжке, что саранча куда меньше размером
детдомовца, а когда кучей прет, после нее голое место остается. А живот у нее не как у
нашего брата, она небось все подряд жрать не станет. Ей те самые непонятные фрукты
подавай. А мы так и ботву, и листики, и цветочки сожрем…
Но ехать Колька все-таки согласился.
Два месяца тянули, пока отправили.
В день отъезда привели их к хлеборезке, не дальше порога, конечно. Выдали по пайке
хлеба. Но наперед не дали. Жирные будете, мол, к хлебу едете, да хлеба имдавать!
Братья выходили из дверей и на яму под стеной, ту, что осталась от обвала, старались
не смотреть.
Хоть притягивала их эта яма.
Делая вид, что не знают ничего, мысленно простились они и с сумочкой, и со
светильником, и со всем своим родным подкопом, в котором столько было ими прожито при
коптилке длинных вечеров среди зимы.
С паечками в карманах, прижимая их рукой, прошли братья к директору, так им велели.
Директор сидел на ступеньках своего дома. Был он в галифе, но без майки и босиком.
Собак, на счастье, рядом не было.
Не поднимаясь, он поглядел на братьев и на воспитательницу и только сейчас,
наверное, вспомнил, по какому они тут случаю.
Покряхтывая, привстал, поманил корявым пальцем. Воспитательница сзади
подтолкнула, и Кузьменышисделали несколько неуверенных шагов вперед.
Хоть директор не рукоприкладствовал, его боялись. Кричал он громко. Ухватит кого-
нибудь из воспитанников за ворот и во весь голос: «Без завтрака, без обеда, без ужина!..»
Хорошо, если один оборот сделает. А если два или три?
Сейчас директор вроде бы был настроен благодушно.
Не зная, как зовут братьев, да он никого в детдоме не знал, он ткнул пальцем в Кольку,
приказал снять кургузый, весь залатанный пиджачок. Сашке он велел скинуть телогрейку.
Эту телогрейку он отдал Кольке, а пиджачок его брату.
Отошел, посмотрел, будто сделал для них доброе дело. Остался своей работой доволен.
— Так-то лучше… — И добавил: — Ну, тово… Не бузите, не воруйте! Под вагон не
лазьте, а то раздавит… А?
Воспитательница толкнула под локоть ребят, они разноголосо пропели: «Не будем, Вик
Вик-трыч!» — Ну, идите! Идите!
Разрешил, словом.
Когда отошли настолько, чтоб директор не мог видеть, братья снова поменялись
одеждой.
Там, в карманах, лежали их драгоценные пайки.
Может, директору, который без понятия, они и показались бы одинаковыми! Ан, нет! У
нетерпеливого Сашки край корочки был отгрызен, а запасливый Колька только лизнул, есть
он еще не начинал.