Page 14 - Ночевала тучка золотая

Колька подхватил, как выдохнул:
— На ры-нок! Эх!
Рынок для обоих означало, что смогут они худо-бедно, но пережить эту дорогу.
Москвичам, что попались в попутчики, отвалили пай на несколько суток. Да, видать,
еще и родня подбросила съестного. А у Кузьменышей лучшая родня — это рыночные тетки,
которые свой товар плохо сторожат.
— Я тут одну штуковину придумал, как это завтра обтяпать, — сказал Сашка и почесал
в голове. Там, в глубине, в неведомых потемках, рождались у Сашки самые замечательные
идеи.
— Сделаем, — зло произнес Колька. Как отрубил. И было обоим понятно: он сделает
все, что придумал Сашка. Разговором сыт не будешь, если хлеба не добудешь!

4

Поезд дернулся и встал.
— Это чево? Это Воронеж?
— Хрен догонишь! — отвечал другой голос снизу. Братья, как по команде, проснулись,
уставились в окно. На сереньком фасаде масляной краской коричневой было выведено:
«ВОРОНЕЖ».
Слышали Кузьменыши, на пути такой город будет. Но не город их интересовал —
рынок у вокзала.
Оба покатились с полок на головы пацанвы, что толкалась внизу и глазела в окно.
Братья протиснулись в тамбур и наткнулись на усатого коротконогого проводника в грязно-
синей военной форме железнодорожника. За голенищем сапога два флажка торчат. Уже
волочет что-то в мешке, усы от напряжения вспотели, глаза выкатились.
— Дя-нька, стоять долго будем?
Проводник оттеснил их грудью в конец тамбура, бросил мешок с глухим стуком.
Повернулся, расправляя плечи. Посмотрел.
— Вам-то чево надо?
— Рынок, — сказал Колька. С надеждой спросил, не зря же мужик мешок приволок. С
картошкой мешок, по виду определил. Надо, кстати, этот мешок не упускать из виду.
— Ха! Рынок-то за вокзалом, — пробормотал проводник и рукой махнул в сторону
выхода. — Да гляди не опоздай! Поезд стоять долго не будет! Как один гудок даст, дак и
чеши… А второй — уже тово… поедем.
Кузьменыши переглянулись.
Оба подумали: хорошо, что не будет поезд долго стоять. Им и не надо, чтобы он долго
стоял. Чем быстрее пойдет, тем лучше. Для них лучше. А уж они все наперед продумали и
про себя, и про свой поезд.
За длинной стеной, кончавшейся полуразрушенным зданием вокзала — небось бои тут
жестокие шли, — открывалась площадь, полная народу. Перескакивая через битый кирпич,
через траншеи с водой, братья, подобно десяткам других пацанов, вскачь ринулись к рынку.
Вонзились в него с разбегу, как вонзается кинжал в свою жертву.
При входе, как всегда, семечки в мешках да веники вязаные. А дальше вглубь овощи
пошли: картошка, свекла, репа, огурцы… Овощей-то, пожалуй, побольше, чем в
Подмосковье, и молока побольше, его прямо в стаканах с румяной пеночкой выставили.
Варенцом прозывают. Кричат протяжно: «Ва-ре-нец! Кому-у ва-ре-нец!» Тетка им вслед
кричит. А кричит потому, что у Кольки из кармана красная тридцатка выглядывает. А там за
тридцаткой и еще какие-то бумажки синеют… Без тридцатки тетка бы и не заметила их, да и,
уж точно, милком не назвала. Мало ли шантрапы ходит!
В том-то и была Сашкина затея, чтобы на весь рынок торчала из кармана драгоценная
тридцатка, а рядом напихали обрезков из пачки папирос «Беломор-канал».. Поди разгляди с
ходу-то, пачка и пачка, и видно по тридцатке, что деньги торчат.